Шрифт:
Закладка:
«Предстояло также распределить высшие придворные должности, – пишет Луи Адольф Тьер[100]. – Двор организовывался со всей пышностью старой французской монархии и с бо́льшим блеском, чем императорский германский двор. Главным духовником императора стал кардинал Феш, дядя Наполеона, обер-камергером – Талейран, обер-егермейстером – генерал Бертье. Для двух последних эти придворные должности стали компенсацией за то, что они не получили мест двух высших сановников Империи. Должность обер-шталмейстера была предоставлена Коленкуру, в воздаяние за клевету ополчившихся против него после смерти герцога Энгиенского роялистов. Сегюр, бывший посол Людовика XVI при дворе Екатерины, более всего подходящий для того, чтобы обучить новый двор традициям старого, стал обер-церемониймейстером. Дюрок, управлявший Консульским домом, который превратился в Императорский, управлял им ныне в должности обер-гофмаршала.
К этим назначениям прибавилось еще одно, гораздо более серьезное, – назначение Фуше министром полиции в министерстве, восстановленном для него в награду за услуги, оказанные во время последних событий».
Итак, несколько лет – и от Первой Республики не осталось и… Хотя – нет: под обломками разрушенной Бастилии взросла новая поросль – тех, кто оказался готов возродить былое величие Франции. Этих смелых и решительных возглавил такой же отважный молодой генерал Бонапарт. Но произошло неожиданное: страна, щедро отправлявшая на эшафот своих лучших сыновей, неожиданно осталась без защиты. Республика как-то застенчиво и почти стыдливо мимикрировала в монархию. Страсти у гильотины оказались напрасными, впрочем, как и страдания невинных жертв.
Французы обманули сами себя: безжалостно расправившись с республиканцами, они остались без Республики. Слишком долго рубился сук, на котором процветала демократия. И когда показалось, что цель достигнута, этот сук под грохот барабанов генерала Бонапарта наконец рухнул.
Бастилию разрушили зря. И «госпожа Гильотина» клацала напрасно. Явись Бонапарт лет на пятнадцать раньше – и ничего этого бы не было…
* * *
Отныне многое менялось. Сказав «а», следовало говорить и «б».
В первую очередь нужно было заканчивать с Англией. Но имелось одно слабое звено: французский флот, который существенно уступал британскому. Да и адмирал Вильнев, сказать по правде, в подметки не годился лукавому Нельсону, дравшемуся на море не хуже, чем Бонапарт на суше. После того как угроза вторжения французов на берега Туманного Альбиона отпала, англичане все свое внимание сосредоточили на Средиземном море, куда перебрался весь французский флот.
21 октября 1805 года произошло морское сражение, ставшее для французов фатальным. Противники сошлись у мыса Трафальгар. Объединенный флот адмирала Вильнева состоял из 18 французских и 15 испанских кораблей (против 27 военных судов противника). Ловким маневром Нельсон разделил вражеские силы пополам, а разбить их поодиночке оказалось делом техники[101]. Более половины французского флота перестало существовать.
Однако британцы праздновали победу со слезами на глазах. Пуля, пущенная марсовым матросом с «Redoutable» («Грозный»), сразила адмирала Нельсона, находившегося во время сражения на капитанском мостике своего флагмана «Victory» («Победа»).
Луи Адольф Тьер: «Намереваясь покончить с “Victory”, капитан Люка скомандовал абордаж; но поскольку его корабль был двухпалубным, а “Victory” – трехпалубным, то, чтобы перейти с одного борта на другой, нужно было преодолеть высоту целой палубы и род провала, ибо вогнутая форма кораблей оставляла между ними зазор, хоть они и соприкасались на линии погружения. Капитан тотчас приказал подвести реи для перехода.
Все это время с марсов и вантов “Redoutable” продолжался ружейный огонь по палубе “Victory”. Нельсон, облаченный в старый мундир, который он по обыкновению надевал в дни сражений, стоя бок о бок с капитаном Харди, не хотел ни на минуту уходить от опасности. Уже рядом с ним пал его секретарь, у капитана Харди сорвало пряжку с башмака, а цепное ядро унесло жизни сразу восьми матросов. Великий моряк, объект ненависти французов, бесстрастно наблюдал с полуюта эту чудовищную сцену, когда пуля, отправленная с марсов “Redoutable”, ударила его в левое плечо и застряла в пояснице. Рухнув на колени, он упал на палубу, пытаясь приподняться, и сказал капитану: “Харди, французы со мной покончили… Я сейчас умру”… Его унесли на пост перевязки, но он был почти без сознания, и ему оставалось жить лишь несколько часов… Его гибель произвела чрезвычайное волнение на борту “Victory”…»
Командовавшему авангардом франко-испанского флота при Трафальгаре контр-адмиралу Пьеру Дюмануару удалось оторваться от преследователей, но через две недели он был вынужден дать сражение близ испанских берегов, у мыса Ортегаль. Удача и в этот раз сопутствовала англичанам. Британская эскадра во главе с капитаном сэром Ричардом Стрэченом наголову разбила французов, за что в качестве приза ей достались все четыре корабля противника.
Потеря более половины кораблей вынудила Наполеона признать, что впредь следует полагаться исключительно на сухопутные успехи. Об операциях на море можно было забыть навсегда.
После Трафальгарской виктории Британия уже не опасалась, что на ее территорию ступит ботфорт Бонапарта. Извечное коварство англичан теперь сводилось к излюбленному занятию: греть руки у чужого огня. Они упорно подталкивали к войне с Наполеоном Австрию и Россию…
* * *
Когда в разных точках формируются сгустки силы, рано или поздно им суждено испытать мощь друг друга. Русско-австрийская коалиция (иногда историки называют ее третьей) была призвана окончательно расправиться с «узурпатором». Дирижируя из-за пролива, Англия щедро финансировала военные расходы. Так, за каждые сто тысяч участвующих в сражениях русских солдат Туманный Альбион обещал выплачивать России по 1 миллиону 250 тысяч фунтов стерлингов ежегодно.
Русский царь Александр рвался в бой. Он был молод, тщеславен и считал себя прирожденным полководцем. Судьба сама преподносила ему этот шанс стать «освободителем» Европы. Такие же чувства испытывал и Франц Австрийский. Несмотря на то что Александра австриец недолюбливал (уж слишком заносчив!), жить в мире с «узурпатором» Наполеоном, как ни крути, не получится. Корсиканец хитер, нагл и амбициозен; спит и видит Австрию у своих ног. И на раздумье никому не дает ни минуты. Напор французской конницы стремителен; Бонапарт приучил своих солдат быть победителями.
Отборные французские части, переброшенные с Ла-Манша, ворвались в Баварию как снег на голову, застав австрийцев врасплох. Армия генерала Мака, не выдержав натиска противника, отошла к Ульму.
Роже Пеэр: «Пока мост через Дунай не был еще во французских руках, подкрепления пролагали себе путь туда среди убитых и раненых.
