в одежде, поэтому если его нашли потерявшим сознание в домашнем одеянии (вне зависимости от того, была ли на нем, как утверждают одни, одна ночная рубашка или, как утверждают другие, пижама), то переодеться он все же успел. И сделал это он сам. Сталин готовился к спасительному сну.

Лечь спать Сталину так и не удалось. Почему? Что ему помешало? Ответ естественен. Ему стало плохо, подташнивало. У него начинался инсульт. Возможно, поэтому он и пошел за водой. Это если следовать версии Лозгачева.

Раз Сталину не удалось лечь спать, значит, свет в его комнате погашен не был. Зачем ему было передвигаться в темноте. Так что россказни о «неожиданно зажегшемся свете» в комнатах – вымысел.

Охрана ждала, ждала и не дождалась, когда же наконец Сталин ляжет спать. Не могли же они, в самом деле, сами спокойно пойти спать раньше (допускаем, хотя сомнительно, что им это разрешили), чем сам Хозяин.

На табло в дежурной комнате не зажглась ни одна лампочка, включаемая датчиком продавленной постели. Сталин спать не лег. Что с ним – неизвестно. Охрана информирует Игнатьева. Игнатьев приказывает им немедленно войти в комнаты к Сталину. Не исключено, что Сталину самому удалось включить сигнал тревоги. Кнопки вызова охраны у него были в разных местах. Охранники находят Сталина без сознания, перезванивают Игнатьеву, и тот быстро приезжает вместе с врачом. По времени этот приезд должен был состояться между 6 и 7 часами утра 1 марта.

После ухода соратников у Сталина хватило времени только на то, чтобы переодеться. Иначе он успел бы снять зубные протезы и отойти ко сну.

Начиная с 7 часов утра 1 марта до 7–9 часов утра 2 марта (когда около Сталина собрали консилиум профессоров и родственников) на ближней даче единолично должен был властвовать Игнатьев.

Представим себе, что же могло происходить в эти 24 часа на даче Сталина и за ее пределами.

Обмороки у Сталина уже бывали. Тогда к нему вызывали лечащего врача. Доверенного врача, чтобы он потом не распространялся по поводу плохого состояния здоровья Сталина.

Так было и на этот раз. Приехавший с Игнатьевым лечащий врач Сталина был достаточно высокой квалификации для того, чтобы сразу же понять, что у Сталина не простой обморок, а тяжелый, массивный инсульт. В присутствии охранников и, не исключено, при их непосредственном участии Сталину сразу начали оказывать требуемую в таких случаях экстренную медицинскую помощь. Возможно, что Игнатьев мог позвать на помощь и других врачей из своего ведомства.

Инсульт (удар или острое нарушение мозгового кровообращения) – широко распространенное заболевание. В России он возникает ежегодно почти у полумиллиона человек, преимущественно у пожилых людей (к 80 годам у одного из четырех мужчин и у одной из пяти женщин), чаще всего у гипертоников. Тактика ведения таких больных, особенно в начале заболевания, достаточно хорошо отработана и доступна практикующим врачам. Лечащий врач Сталина наверняка знал, что в таких случаях следует предпринять, поэтому экстренная консультация «светил» медицины срочно не требовалась. Первое, что нужно было сделать, если у больного появились симптомы, позволяющие заподозрить острое нарушение мозгового кровообращения, так это уложить его, приподняв верхнюю часть туловища. Необходимо было обеспечить приток свежего воздуха, освободив от сковывающей дыхание одежды. При появлении тошноты требовалось следить за тем, чтобы больной не захлебнулся рвотными массами. Надо было измерить ему кровяное давление и начать гипотензивную терапию. При падении сердечной деятельности применить сердечные средства. Если бы кто захотел в преступных целях воспользоваться беспомощным состоянием Сталина, то, не прибегая к особым ухищрениям, достаточно было дать ему понюхать обычный нашатырный спирт, который у таких больных может вызывать мгновенную остановку дыхания.

Игнатьев сразу же должен был оповестить о происшествии Хрущева, Маленкова, Берию и Булганина. У них к нему мог быть только один вопрос: каков прогноз? Посоветовавшись с врачами, он доложил, что прогноз плохой, но за больным Сталиным надо еще некоторое время понаблюдать. Именно поэтому никто из членов Президиума ЦК активно на дачу Сталина 1 марта ни утром, ни днем действительно не звонил. И делать им там было нечего. Они выжидали.

К середине дня 1 марта окончательно стало ясно, что Сталин умрет, а если выживет (что маловероятно), то останется глубоким инвалидом. Соратники Сталина начали активно действовать.

Главной задачей Хрущева, Маленкова, Берии и Булганина теперь были хлопоты по организации преемственности власти. На это требовалось определенное время.

Преждевременная огласка того, что Сталин умирает, могла существенно помешать их планам.

Главной задачей Игнатьева с врачами стало дотянуть Сталина живым до утра следующего дня, когда можно будет созвать расширенный консилиум и представить умирающего Сталина родственникам. Поэтому ни о каких «отравляющих уколах» речь тут идти не могла. Скорее, наоборот. Всеми доступными медицине средствами они старались поддерживать Сталина «на плаву».

Игнатьев обеспечил им это и молчание охраны. Тогда и потом. Охрана молчала не только вследствие полученного приказа, но и потому, что видела, как врачи самоотверженно борются за жизнь Сталина.

Оставлять Сталина наедине с болезнью даже под надзором охраны было нельзя. Придя даже на короткий срок в сознание, он мог отдать такие распоряжения, которые бы шли вразрез с их планами. Утверждать обратное – значит представлять умудренных жизнью политиков неразумными детьми, которые от испуга забираются под кровать, когда их дом уже полыхает огнем.

С самого начала болезни Сталин находился под постоянным контролем доверенных лиц.

Вот, собственно, и весь «заговор». Согласитесь, ни Берии, ни Хрущеву не было выгодным (и даже очень опасным) выдавать коматозное состояние Сталина за сон. Никто не собирался оставлять его умирать без медицинской помощи. Если бы Сталина бросили на произвол судьбы (как это настойчиво утверждает Лозгачев и другие) на столь продолжительное время, то до утра 2 марта он мог бы и не дожить. Тогда всей четверке трудно было бы отбиться от обвинений в предумышленном убийстве. Тогда бы у них не осталось времени на непростой сговор со всеми своими партнерами, с которыми они потом разделили власть. Они бы не смогли говорить, что организовывают «временную» власть на период «болезни» Сталина. Иначе власть могла бы оказаться в руках тех, кого выбрал себе в преемники Сталин. Они уже начали привыкать к власти и так легко бы ее не отдали. Против четверки восстало бы Министерство государственной безопасности во главе с Игнатьевым. Без демонстрации того, что у Сталина наряду с потерей сознания парализованы правая рука и правая нога (правосторонняя гемиплегия), доказать окружающим наличие инсульта было бы абсолютно невозможным делом. Поэтому окоченевший труп Сталина раньше времени им был совершенно не нужен. Результаты только одного патологоанатомического исследования тогда бы никого не убедили.

Клиническая картина геморрагического (сопровождающегося кровоизлиянием в мозг) инсульта настолько характерна, что, увидев однажды такого больного, врач не забывает этого до конца своих дней. У Сталина действительно был типичный тяжелый инсульт. Присутствовавшая около изголовья Сталина на протяжении последних дней его жизни практикующий врач Г.Д. Чеснокова ни на одну минуту не усомнилась в правильности поставленного консилиумом профессоров диагноза. В течении болезни Сталина не было ничего необычного или настораживающего.

Доктор Чеснокова была квалифицированным хирургом Второй городской больницы Москвы. Никаких высокопоставленных больных она никогда не лечила. Сталина ей довелось увидеть в первый и последний раз только