рябило в глазах, людям хотелось добавить как можно больше красок, хотелось, чтобы вокруг стало теплее и радостнее. Удивительно, но у нас получилось. Шум и гам стоял уже с утра, и мне было бесконечно жаль тех, кто не смог поучаствовать с нами, тех, по кому с рассветом вновь пропели прощальные песни.

Мои щёки порозовели от мороза, я шла в дом старших, а рядом, весело болтая, бежала вприпрыжку Джоанн:

— А если привязать на шею бант, то будет уж слишком кукольно, я ей так сказала. А она на меня накричала, что я испортила ей всё настроение. Но я же не виновата, что она сама глупая, я-то всё честно всегда говорю! А она меня не слушает. Ей хочется вырядиться. Ну конечно, она думает, что Двэйн на неё посмотрит…

— Двэйн? — я подавила смешок.

— Ну да. Ты думаешь, для кого она так выряжается? А я ей сказала, что она маленькая и пусть ищет себе кого-то другого.

Мне стоило больших усилий промолчать, ведь, на деле, Джоанн сама, избавившись от влюблённости к старшему, убедила другую девчонку, какой тот прекрасный и как здорово его любить. Меня слегка раздражали эти игры, казалось, что весь мир вертится вокруг одного только Двэйна.

— А я ей сказала, — продолжала Джоанн, — что он вообще тебя любит.

— Что? — я оторопела.

— А пусть она так думает и не лезет к нему. Двэйн хороший.

— А она нет?

— Она глупая.

— Ты про всех так говоришь.

— Неправда.

— Может, Двэйн тебе самой всё ещё нравится?

— Вот уж нет! — она сложила на груди руки и нахмурилась. — Он просто хороший друг, — деловитым тоном добавила девочка.

— Теперь все будут про меня болтать! Вот что ты наделала!

— Пусть болтают, тебе-то что? Всё равно все знают, что он ни в кого не влюблён. Он хороший, но дурак.

Я усмехнулась. Мы дошли до места, и не успели открыть дверь, как та распахнулась сама, и на пороге появился Рейган. Его деревянная нога стучала по ступеням, а костыль, на который он опирался, громко вторил этому звуку.

— Ну, наконец-то! — как всегда любезно отозвался он на наше приветствие. — Джоанн, со мной пойдёшь. Алиса, зайди внутрь, — Рейган всегда был краток и не любил вдаваться в долгие объяснения. Поэтому без лишних вопросов я зашла в дом, ожидая увидеть Двэйна, но в общей комнате сидел Льюис.

— Привет, красотка, заходи! — весело воскликнул он. — И дверь за собой, ага?

Я напряжённо посмотрела на парня. В последний наш разговор он сообщил мне ужасные вещи и повторения подобного мне совершенно не хотелось. Я захлопнула дверь и села. Льюис продолжал возиться с бутылками, которыми была заставлена маленькая тумба:

— Мне нужно с тобой поговорить, — не отрываясь от своего занятия, произнёс он.

— Держу пари, тебе нельзя мне это рассказывать? — улыбнулась я.

— Ну, — он повернулся, — мне этого не запрещали.

— Другими словами, ты попросту не спрашивал?

— Ох, Лиса, оставим формальности. Тебе будет интересно послушать.

Он наполнил два бокала и, предложив один мне, устроился напротив.

— За праздник, — Льюис сделал глоток вина, но я не последовала его примеру и продолжила изучать его лицо. Что бы он ни рассказал, я сообщу об этом Двэйну.

— Надеюсь, ты хорошо училась в школе, Лиса. Знаешь историю «призрачной войны», а?

— Разумеется. Время, когда в Пустоши оказалось много изгнанников, и они устроили войну против Объединений. Многочисленные нападения привели к Охоте, в результате которой, согласно учебникам, Пустошь очистилась от Теней или призраков, как нас всех любезно называют.

— Твёрдая пятёрка тебе, Макклейн, — радостно заявил Льюис. Я вздрогнула, услышав фамилию своих родителей, и в упор посмотрела на старшего.

— Конечно, я знаю, кто были твои мама и папа. Их имена достаточно популярны в Пустоши, они внесли весомый вклад в наше дело.

— Что за дело? Сопротивление? — встрепенулась я.

— В точку, красотка…

— Не говори со мной так, — холодным тоном попросила я.

— Не строй из себя буку и слушай, что я тебе скажу. Времена Охоты официально считаются прошедшими. Сейчас идёт другое время, так? Но по сути охота никогда не кончалась и не закончится, потому что это удобно. Думаю, Двэйн тебе уже всё растолковал, да? Но мы, все, кто находится в Пустоши, не можем жить всё время в страхе и с постоянным недостатком еды, одежды, лекарств. Ты сама уже поняла, что такое жизнь в Пустоши. И, конечно, все мы хотим одного — безопасности и покоя. Объединения — зло, болезнь, поразившая наш мир. То, что они творят, не идёт ни в какие рамки с законами человечности. Поэтому изгнанники, то есть все мы, стали бороться, и с каждым годом наша сила растёт. Отрядов сопротивления много. Шаг за шагом мы пытаемся уничтожить систему, которая уничтожает нас. Мы все могли бы жить в Городах, не опасаясь Пустоши, но Совет, ОБ и прочие не согласны с нашим мнением. Мы боремся за справедливость и за память всех, кого потеряли, — он многозначительно посмотрел на меня. Я заметила: чем дольше он говорил, тем учащённее билось моё сердце.

— Зачем ты говоришь мне всё это?

— Затем, что я предлагаю тебе стать одной из нас. Войти в ряды сопротивления эдакой маленькой «призрачной войны».

— Я не хочу войны.

— Никто не хочет. Но она неизбежна. Либо система сотрёт нас, либо мы разнесём её по кирпичикам и создадим новую.

— Неужели нельзя обойтись без разнесения?

— Иногда нет. Ты не думай, мы не жаждем кровопролитных сражений, мы действуем осторожно, нанося удары лишь по ОБ и Совету. Так сказать, метим сразу в корень зла.

Я в задумчивости закусила губу.

— Почему ты рассказал мне это сейчас?

— Весна наступает, станет тепло, и мы снова начнём борьбу. Зимой никто не действует, ни та, ни другая сторона. Слишком тяжело. Вот только они набираются сил, а мы постоянно издыхаем. Но всё-таки. Я не прошу тебя дать ответ мгновенно, подумай, но не тяни. Если решишь, придётся много готовиться. Ты хоть и стойкая, но всё-таки новичок.

Он осушил бокал до дна, а мой так и остался нетронутым. Я попрощалась с Льюисом и вышла на улицу. Разве это не тот шанс, которого я