Ему выделили покои с видом на дворцовый сад. Здесь было прохладнее, чем в Фортисе, и Тристан с удовольствием вдыхал влажный воздух, стоя у открытого окна. На город уже надвигались сумерки, но он не думал засыпать и продолжал гудеть потоком людских голосов, цокотом копыт и грохотом деревянных колес по брусчатой дороге главной улицы Аталаса. Где-то неподалеку раздалось мяуканье. Тристан повернулся на звук и увидел на черепичной крыше соседнего дома кота. Расстояние между его окном и этой крышей было не больше двадцати метров.

Тристана всегда удивляла плотность размещения зданий в западной столице. Если территория Голдкасла занимала огромную площадь и была отгорожена высокой изгородью от остального города, то в Аталасе все было иначе. Здесь, за оградой от простого люда, притаился целый район. В тесном соседстве с Изумрудным дворцом находились особняки придворных вельмож и самых знатных лордов – такая сплоченность у правящей верхушки основалась еще во времена лютых набегов дикарей. Они и сейчас нападали на деревушки Запада и соседних королевств, но в большие города больше не совались.

Тристан тяжело вздохнул, глядя на тускнеющий закат, последние отблески которого отражались на мокрых после весеннего дождя черепичных крышах. Мысли об ужине крутились в голове, не давая расслабиться. Ему все еще казалось, что он упускал из виду маленькую, но очень важную деталь.

Беззвучно выругавшись, он подошел к кровати и лег на нее прямо в одежде. Стоило коснуться головой подушки, он сразу уснул и проспал до полуночи. Сон был тревожным, и по пробуждении Тристан еще отчетливее почувствовал усталость. В боку пульсировало. По словам лекаря, рана хоть и не была смертельной, но еще долго будет напоминать о себе.

Он вышел из покоев, осмотрелся и направился в назначенное доносчицей место.

Изобель устроилась служанкой в замок всего месяц назад, но уже сумела подслушать много важного. Когда-то люди Тристана спасли ее от смертной казни, и с тех пор Изобель была очень преданна ему. За время существования гильдии Тристан понял, что верность бедняков заслужить гораздо проще, чем доверие аристократов. А убеждение Артура в том, что крестьяне верны лишь тем, кто лучше их кормит, оказалось ошибочно. Именно среди простолюдинов были те, кто знал Тристана в лицо и держал это в тайне, служа гильдии верой и правдой.

Тристан добрался до комнаты, в которой его должна была ждать Изобель, и обнаружил за дверью складское помещение со старой и поломанной мебелью. Здесь было тесно, пыльно и темно – только тусклый лунный свет лился через окно. Тристан осторожно, почти бесшумно ступал по старому паркету, покрытому толстым слоем пыли, которая приглушала шаги, и старался не чихнуть. Воздух был затхлым и наполнен удушающим запахом плесени и гниющей древесины. Наконец он увидел в углу комнаты, рядом с покосившимся из-за сломанной ножки пианино, женский силуэт. Он уже хотел окликнуть Изобель и сделать выговор, что она выбрала такое ужасное место, как вдруг понял: для его доносчицы девушка была слишком стройна и высока.

– Я уже заждалась, принц Тристан, – заговорила она низким бархатным голосом, а затем вышла на свет, который выхватывал из мрака небольшой участок перед окном.

Прищурившись, Тристан разглядывал девушку и пытался понять, где ее видел. Она была одета в простое синее платье для прислуги со светло-голубым передником. Густая коса насыщенного карамельного цвета лежала на плече, достигая кончиком талии, а темно-карие глаза блестели в лунном свете. Она была хороша собой. Слишком хороша.

– Мы знакомы? – неуверенно спросил Тристан. Он точно видел ее раньше, но не мог понять, где и когда. Особенно не давала покоя маленькая родинка возле ее рта, которая так и притягивала внимание к чувственным мягким губам.

– Неужели вы не узнали меня без идиотского парика и слоя краски? Признаться, я разочарована, принц Тристан. Вы всегда казались мне очень наблюдательным.

Без жеманного кокетства и томного придыхания ее голос был совершенно другим, а про лицо, не изуродованное белилами и румянами, и говорить нечего.

Перед ним стояла Адалина Ришель собственной персоной. Взгляд ее был серьезным и сосредоточенным. Губы не кривились в вульгарной улыбке – только уголки слегка приподняты, будто она одновременно и рада, и опечалена. Она не жеманничала, не жестикулировала так рьяно, как во время трапезы, а стояла прямо и неподвижно.

Тристан наконец вышел из оцепенения и скривил рот в привычной ухмылке:

– Я просто обязан узнать, что случилось с той бойкой милой девочкой, которую я встретил восемь лет назад, что она докатилась до такой жизни. Фаворитка короля? Серьезно?

– Ты хотел сказать «шлюха короля», верно? – Адалина горько улыбнулась. – Тогда мы застрянем здесь на всю ночь. Но если хочешь короткую версию моей истории: я запомнила твой старый урок, и он до сих пор спасает мне жизнь.

– Я многим раздаю бесплатные уроки, не напомнишь, какой именно? – Тристан брезгливо смахнул с подоконника пыль, но лишь размазал ее и запачкал руки. Наплевав на чистоплотность, он сел.

Адалина не последовала его примеру и прислонилась к стене, обхватив себя за плечи длинными изящными пальцами.

– Ты сказал, что иногда, чтобы защититься от врагов, приходится прикидываться бесполезным недоумком. Тогда никто не будет воспринимать тебя всерьез, не будет видеть в тебе угрозы. Это сложная игра, в которой можно стать либо забытым всем мусором, либо выведать чужие секреты и страхи и стать опасным врагом. Невидимым, оттого и опасным.

Тристан усмехнулся и покачал головой.

Адалина выдавила из себя печальную, но искреннюю улыбку.

– Рада видеть тебя в добром здравии.

– Взаимно. Как ты оказалась здесь и где Изобель?

– Изобель – моя служанка, Тристан. Мне пришлось долго следить за ней, чтобы узнать о ее причастности к вашей гильдии.

От роя мыслей у Тристана разболелась голова. Он окинул ее еще одним придирчивым взглядом.

– Платье прислуги идет тебе куда больше, чем те безвкусные тряпки.

Адалина фыркнула и откинула косу за спину.

– Рада, что ты по достоинству оценил мой маскарадный наряд. Но давай ближе к делу. Я знаю, что ты здесь ищешь, и могу тебе помочь. Если окажешь мне ответную услугу.

Тристану казалось, что уже ничто не способно его удивить. Но вот он стоит здесь, в грязной пыльной каморке, и разговаривает со старой знакомой, которой восемь лет назад помог по доброте душевной. Правда, тогда она была не статной красавицей, которая по неведомым ему причинам вела себя на людях как вульгарная дурочка. Адалина была всего лишь тринадцатилетней девочкой – чистой, невинной и еще не знающей, сколько грязи, порока и лжи есть в этом несправедливом