вообще. А так как время шло, Тарквиний, гневаясь из-за пустой его траты, решил направить войска на вражеские укрепления и постоянно предпринимал атаки. 2. Затем, сообразив, что силой захватить их нелегко по причине их прочности, он вознамерился подавить тех, кто находился внутри укреплений, лишив их съестных припасов. Расставив стражу на всех дорогах, что вели к лагерю, не позволяя им ни за дровами выбраться, ни корм для лошадей запасать, ни всего остального, что необходимо брать с полей, он вверг их в жестокую нужду во всем; таким образом, сабиняне вынуждены были, дождавшись непогожей ночи с ливнем и ветром, позорно бежать из лагеря, бросив там вьючных животных, палатки, раненых и все снаряжение. 3. На следующий день римляне проведали об их уходе и, без боя став хозяевами лагеря, разграбили палатки и возвратились в Рим, ведя с собой скот и пленников. Эта война продолжалась пять лет и велась без перерыва, в ней обе стороны постоянно опустошали территорию противника и постоянно сходились в сражениях, менее и более значимых, причем сабиняне имели удачу в битвах редко, а римляне — в большинстве случаев; и в последнем сражении эта война получила окончательное завершение. 4. Ведь сабиняне выступили на войну не так, как прежде, по очереди, а разом, все, кто был в возрасте, пригодном для военной службы, и римляне все вместе, взяв войска и латинских, и тирренских, и прочих союзников, выдвинулись навстречу неприятелю. 5. И вот сабинский военачальник, разделив войско на две части, разбивает два лагеря, а царь римлян, составив три легиона и расположив три укрепления недалеко друг от друга, сам принимает предводительство над римскими силами, Аррунта же, своего племянника, он назначает военачальником над союзным войском от тирренов; 6. а над латинами и остальными союзниками он поставил начальствовать мужа, необычайно проявившего себя в военных делах и весьма искусного дать нужный совет, но чужеземца, не имеющего отечества. Собственное имя его было Сервий, а родовое — Туллий;[446] и именно ему римляне после смерти Луция Тарквиния, не оставившего мужского потомства, доверили царскую власть в государстве, восхищаясь этим человеком, преисполненным как мудрости в политических делах, так и доблести в ратных трудах. Но о происхождении сего мужа, о воспитании, о превратностях его судьбы, и о божественном знамении, случившемся относительно него, я расскажу, когда дойду до этой части повествования.

LXVI. И вот тогда, когда с обеих сторон было подготовлено все необходимое для боя, они вступили в сражение, причем левое крыло занимали римляне, правое — тиррены, а в центре расположилась фаланга латинов. И хотя битва была упорной и продолжалась целый день, римляне начали решительно побеждать. Убив многих из стана противника, выказавших себя в сражении доблестными воинами, и гораздо больше захватив в плен во время их бегства, римляне овладели обоими укрепленными лагерями и огромным богатством добычи. Без всякой опаски они держали под своей властью всю открытую местность, истерзав ее огнем и мечом, и всеми возможными бедами; когда же лето подошло к концу, снявшись с лагеря, римляне ушли домой. И царь Тарквиний за это сражение справил третий триумф за свое правление. 2. Когда год спустя царь вновь начал готовиться вывести войско против сабинских городов с намерением подчинить их своей власти с помощью осады, уже ни у одного из них не оказалось отважного или пылкого порыва к боям, но все города, придя к общему мнению, решили закончить войну прежде чем ринуться в гущу опасности, чреватой порабощением и разрушением городов. 3. И вот, к царю Тарквинию, уже выступившему со всем войском, явились от каждого города влиятельнейшие сабинские представители и вручили ему стены градов своих, умоляя его сделать условия мира щадящими. Царь же с радостью принял подчинение со стороны этого народа, безо всякой при этом опасности для Рима, и заключил с ними договор о мире и дружбе на тех условиях, на которых раньше взял под свою власть тирренов, и возвратил им пленников безо всякого выкупа.

LXVII. Вот таковы были достопамятные ратные подвиги царя Тарквиния, а вот каковы его мирные деяния, направленные на обустройство гражданства, — ведь я не хочу пренебречь ими и оставить в забвении. Итак, сразу же, как только он принял на себя правление, возжелав настроить толпу плебеев дружественно по отношению к себе, как поступали правившие до него цари, он прельстил ее следующими благодеяниями, а именно: избрав из всех плебеев сто мужей, у которых все засвидетельствовали военную доблесть или мудрость в политических делах, он сделал их патрициями и включил в число сенаторов — и тогда впервые у римлян оказалось триста сенаторов, а до этого их было двести. 2. Затем к священным девам, которые хранят негасимый огонь — а их было четыре, — он добавил еще двух: потому что исполняемые полисом обряды, на которых обязаны были присутствовать жрицы Весты, умножились, и посчитали, что четырех недостаточно. Примеру Тарквиния следовали и остальные цари, и вплоть до нашего времени назначают шесть служительниц Весты. 3. Полагают, что и наказания, которыми понтифики карают жриц, не сохраняющих девственность, он придумал первым либо по собственному размышлению, либо, как кое-кто считает, поверив сновидению; и истолкователи священнодействий уверяют, что после смерти Тарквиния предписания об этих наказаниях были обнаружены в Сивиллиных оракулах[447]: ведь в царствование его некая жрица Пинария, дочь Поплия[448], была изобличена в том, что она приблизилась к святыням, не будучи непорочной. Способ же наказания, каким наказывают развратниц, был тем же, что описан мной в предыдущей книге[449]. 4. Также он украсил Форум, на котором вершили суд, и проводили народные собрания, и решали прочие общественные дела, окружив его лавками и портиками, а стены города, которые ранее были сделаны на скорую руку и непрочной постройки, он первым возвел из камней размером с повозку, сложенных по определенному правилу. 5. Более того, он начал и подземные каналы копать, по которым в Тибр стала отводиться вся стекавшаяся из узких улочек вода, сотворив дела замечательные, превыше всякой хвалы. Я, в свою очередь, причисляю к трем великолепнейшим деяниям, в которых со всей очевидностью проявилось величие этого правителя, отведение воды, мощение дорог и сооружение подземных каналов, принимая в расчет не только пользу от таких предприятий, о чем я скажу в свое время, но и размеры расходов, о чем любой может сделать вывод на основе одного только сообщения, взяв в свидетели [того, о ком нужно сказать] Гая Ацилия[450], который утверждает, что