Шрифт:
Закладка:
LI. После этой битвы Тарквиний с войском в боевом порядке двинулся на их города, предваряя свои действия предложениями дружбы. И латины, не имея собранного воедино войска и не полагаясь каждый на собственную готовность, внимали его призывам, и некоторые из них предпочитали сдавать города, видя, что тем, кто захвачен силой, достается и обращение в рабство, и разрушение города, а тем, кто сдался на условиях капитуляции — ничего более страшного, как только повиноваться победившим. 2. Поначалу к нему присоединились на справедливых условиях Фикулея[439] — значительный город, затем Камерия[440], а за ними последовали другие маленькие городки и укрепленные поселения. 3. Остальные латины, встревоженные этим и опасаясь, как бы весь народ не подчинился царю, собрались на форуме в Ферентине и приняли постановление о том, чтобы не только свои собственные силы вывести от каждого города, но и от соседних народов призвать наиболее сильных, и они отправили посольства к тирренам и сабинянам, прося помощи в войне. 4. Сабиняне же дали обещание, что как только услышат о вторжении латинов на римскую территорию, возьмутся за оружие и начнут опустошать римские земли поблизости от них. А тиррены согласились отправить союзное войско, в котором у тех будет нужда, хотя и не все поддержали это решение, а лишь пять городов: Клузий[441], Арреций, Волатерры, Рузеллы и наряду с ними — Ветулония.
LII. Ободренные надеждами, латины, снарядив собственное многочисленное войско и присоединив к нему тирренские отряды, вторглись в римскую землю, единовременно города сабинского племени, пообещавшие помочь им в войне, принялись опустошать порубежные края, находящиеся рядом с ними. Поэтому римский царь, сам тем временем подготовив крупное и отличное войско, поспешно выступил на противников. 2. Но он понял, что воевать одновременно и с латинами, и с сабинянами, разделяя войско на две части, небезопасно, решил все его вести на латинов и разбил лагерь поблизости от них. Поначалу и те и другие не осмеливались вступить в битву всеми силами, опасаясь коварства противника, лишь лучники, выходя с обеих сторон за укрепления, вели издали перестрелки, и долгое время успех не склонялся ни на ту, ни на другую сторону. 3. Но спустя некоторое время, вследствие таких стычек и тех и других обуяла жажда победы, и они, поддерживая каждый своих, сначала немногие, а потом вообще все были вынуждены выйти из лагеря. Выстроившиеся для сражения воины не были ни боями истомлены, ни в численности друг другу не уступали, как в пехоте, так и в коннице, преисполнились равным воинственным пылом и верили, что подвергаются крайней опасности, а потому и те и другие сражались отменно и разошлись, когда опустилась ночь, не определив победителя. 4. Однако поведение их после битвы оказалось неодинаковым и выказало тех, кто бился лучше другой стороны: ведь на следующий день латины уже не покидали лагерь, а римский царь, выведя войско на равнину, был готов дать следующую битву и долго держал фалангу в боевом строю. А когда выяснилось, что неприятель не выступил сражаться, он снял доспехи с трупов противника, забрал своих павших и с великой гордостью повел войско к своему лагерю.
LIII. А когда в последующие дни к латинам пришло другое союзное войско от тирренов, произошла вторая битва, намного более значительная, чем первая; в ней царь Тарквиний одержал блистательную победу, причиной которой, как соглашаются все, стал он сам. 2. Ибо когда римская фаланга уже устала и на левом крыле была прорвана, царь, узнав о том, что римляне терпят урон (а ему случилось сражаться на правом крыле), повернул отборные