элементов. Как будто все поверья и религии, выросшие в странах, окружающих Восточное Средиземноморье, прошли суровое испытание веков и тысячелетий; самые священные ритуалы Эллады напоминали осадок и квинтэссенцию этой алхимии.

В своем лучшем виде мистерии подчеркивали святость жизни; они усиливали глубочайшие религиозные чувства человека, ощущение единения с собратьями в стремлении к тайной цели природы. Они были сочетанием поэзии и драмы с пантеизмом и с культом отдельных богов и героев. Мистерии не причиняли вреда людям здравомыслящим и очищали их так же, как месса возвеличивает и укрепляет верных представителей католической и православной церквей. Участие в мистериях не обязательно было несовместимым с поисками истины и любовью к науке. С другой стороны, на простых людей мистерии оказывали смешанное влияние – как хорошее, так и плохое. Мистерии помогали хранить добродетель, но усиливали суеверия. Древнегреческие мистерии, как все религиозные мистерии, помогали хорошим людям становиться лучше, возвеличивая их добрый нрав, а плохих делали еще хуже, добавляя к их порокам самоуверенность и лицемерие.

Короче говоря, греки питали большее пристрастие к поэтическим мифам, чем к богословию; у них не было священного писания и догм, однако они отличались пылкой набожностью; большинство из них посещало праздники, когда у них была такая возможность, и многие с неподдельным пылом принимали участие в мистериях. Некоторым удавалось сочетать рационализм с «энтузиазмом» (почему бы и нет?); подавляющее большинство верило в прорицания и было подвержено всевозможным суевериям.

Последний парадокс заключается в следующем: хотя у древних греков не было никакой систематической теологии, они выработали логические инструменты, необходимые для развития трех догматических религий Запада: иудаизма, христианства и ислама. В каждой из этих религий Священное Писание переплетается с традициями, но основа у всех греческая. Хотя собственной теологии у древних греков не было, они стали основоположниками теологии.

VIII. Пифагор

Кто был Пифагор?

Предыдущая глава окончилась очень кратким обзором древнегреческой религии. Рассказ слишком краток с любой точки зрения; с его помощью читатели лишь могут оценить роль религии в Греции, колыбели науки. Историку науки, даже древнегреческой науки, не следует преуменьшать значения религии. Было бы неверно утверждать, что буйный расцвет религии во всех ее формах, который в VI в. достиг своего пика, помогал науке; столь же неверно утверждать, что развитие религии шло во вред науке. Тогда, как и сейчас, два направления, научное и религиозное, шли параллельно, смежно, во многом взаимосвязанно. Они не обязательно противоречили друг другу; они часто сочетались у одних и тех же людей.

Любопытно, что подобный расцвет религии в VI в. случился в западной части Эллады, а не в восточной, как можно было бы ожидать. Впрочем, это можно списать на случайность. Ионийские физиологи, правда, представляли рационалистическое крыло, но много ли их было? Точнее, насколько их было много? Греки, жившие на востоке, в целом отличались религиозными склонностями; им нравились обряды и чудеса. После того как персидская угроза, а позже персидский террор погнали их на запад, некоторые из них не остались в греческих владениях, а проследовали дальше на запад. Они нашли убежище в ионийских колониях на Сицилии и в Великой Греции (историческая область с древнегреческими колониями, включавшая часть территории современной Южной Италии – Апеннинского полуострова). Они поселились в Кумах, Калуе, Элее, Таренте, Партенопее, Сибарисе, Сиракузах, Кротоне и др. Одного такого беженца с востока, Ксенофана Колофонского, мы уже упоминали. Еще одним, более ярким, был Пифагор.

Что он был за человек? Трудно сказать, потому что его биографии, дошедшие до нас, написаны поздно и полны неясностей. Их составили Диоген Лаэртский (III – 1), Порфирий (III – 2) и Ямвлих (IV – 1). Труд последнего можно назвать самым популярным – и самым ложным. Еще тревожнее то, что много выдумок содержится даже в более ранних преданиях, например в сочинениях Геродота, Аристотеля и его учеников. Так, Геродот, ближайший по времени к Пифагору, смешивал идеи Пифагора с египетскими, орфическими и вакхическими; кроме того, он путал историю Пифагора с историей Залмоксиса, «исчезающего бога», таким образом объясняя неясное еще более неясным (obscurum per obscurius). Судя по его несколько неуверенному рассказу – а нам не следует быть более доверчивыми, чем Геродот, – Залмоксис или Салмоксис был фракийцем, рабом Пифагора, сына Мнесарха. Получив свободу, богатство и некоторое представление об ионийском образе жизни, он вернулся на родину, где построил большой зал и развлекал соседей. Он внушал им представления о бессмертии и рае. Чтобы убедить их, он на три года удалился в подземный покой. Соседи оплакивали его, он же на четвертый год явился им живым, и они таким образом уверовали в его учение. Судя по этому рассказу, к V в. до н. э. Пифагор стал существом почти таким же мифическим, как и сам Залмоксис.

И все же в рассказе есть доля истины. Пифагор, сын Мнесарха, родился на острове Самос и жил там в годы правления Поликрата (казненного в 522 г.). По мнению Аристоксена Тарентского (IV – 2 до н. э.), не слишком позднего, по античным меркам, свидетеля, Пифагор покинул Самос, дабы избавиться от тирании Поликрата, что вполне вероятно. Впрочем, его, как и многих других, мог выгнать с острова страх перед персами. Для него было бы вполне естественно искать прибежища в Египте, где обосновалось много уроженцев Самоса (в Навкратисе у них даже имелся собственный храм). Если можно верить Ямвлиху, вначале он отправился в Милет, где Фалес признал гениальность Пифагора и обучил его всему, что знал сам. Затем Пифагор посетил Финикию, где пробыл достаточно долго и принимал участие в сирийских обрядах. Это усилило его желание поехать в Египет, который тогда считался первоисточником эзотерических знаний; там Пифагор провел не менее 22 лет, изучал астрономию, геометрию и мистерии. В 525 г., когда Египет захватил Камбис, Пифагор следом за ним вернулся в Вавилон, где провел еще 12 лет и изучал арифметику, музыку и прочие дисциплины магов (Ямвлих употребляет именно это слово). Затем, уже на 56-м году жизни, Пифагор вернулся на Самос, но вскоре возобновил странствия. Он побывал на Делосе, Крите и в материковой Греции и наконец добрался до Кротона, где учредил свою знаменитую школу. После того как он приобрел значительную популярность и влияние, которым, скорее всего, злоупотреблял, политические враги или местные завистники выгнали его, и последние годы жизни он провел в Метапонтионе. Там он умер около 497 г. Цицерону, когда он около 78 г. посетил этот город, показали дом, где скончался Пифагор.

Мы рассказали биографию Пифагора довольно подробно, хотя мало верим рассказу Ямвлиха. Но, независимо от