складками в виде веера от талии до кромки подола. У юбки не было предусмотрено карманов, как у фартука, в которые можно было бы засунуть разные вещи, поэтому прежде, чем выйти из дома, тетушка Жужи устроила свою трубку из кукурузного початка во внутреннюю складку рукава, так что ее чашечка торчала рядом с запястьем. Трубка выглядела как миниатюрный сыщик в желтой шляпе, прячущийся у бывшей повитухи под рукой. Рукав праздничного платья плотно облегал запястье, поэтому дополнительно вложенная в это тесное пространство трубка вскоре стала натирать тетушке Жужи руку.

Бывшая повитуха надела белую шляпку, а свои седые волосы убрала в пучок. Устроившись на скамье, она сразу же для удобства наполовину вытащила ноги из туфель.

Впервые она надела это платье на свадьбу со своим мужем, гадзо, и с тех пор она всегда надевала его в этот день, на праздник святых Петра и Павла, самый большой праздник в году.

Почти все жители деревни приняли участие в праздничном утреннем шествии во главе с пастором Тотом. После того как был совершен торжественный обход церкви, пастор Тот благословил сделанные вручную и свисавшие с деревянных шестов короны и кресты. Теперь и шесты, и короны, и кресты лежали рядом со столами, и когда любопытные собаки тыкались в них носами, кто-нибудь из участников праздника громко хлопал в ладоши и шикал на дворняг, чтобы прогнать их прочь.

Бывшая повитуха перепробовала все сорта мяса и птицы и почти всю выпечку. Вино и солнце разморили ее, и когда, насытившись, она оглядела стол, ей пришла в голову мысль, что Эбнер не отказался бы от такого угощенья. С тех пор как он умер, прошло уже восемь месяцев. Его жена тоже умерла, но о ней тетушка Жужи никогда не вспоминала.

Тетушка Жужи и члены ее семейства заняли почти три стола. Рядом с бывшей повитухой сидели Лидия и ее семья, членом которой в результате гражданского брака являлась и Роза Холиба. Через несколько дней после того, как жандармы в 1924 году закрыли дело о подозрительной смерти Карла Холибы, Роза переехала к сыну Лидии, и вскоре у них родилось двое детей.

Тетушка Жужи сунула руку в рукав и вытащила оттуда свою трубку. Она не курила с раннего утра, и трубка была прохладной и сухой. Сразу за трубкой бывшая повитуха заложила небольшой кисет с табаком, и теперь она засунула толстый палец поглубже в рукав, чтобы достать его оттуда. Захватив немного табака, она высыпала его в чашечку трубки и наклонилась к сыну. У нее в рукаве платья уже не оставалось места для спичек, поэтому тот пристроил их к себе в карман. После того как тетушка Жужи раскурила свою трубку, она снова выпрямилась и глубоко затянулась.

Выпустив облачко дыма, она заметила сквозь него детей Розы. Младший еще не ходил и сидел на коленях у матери, а старший ползал под столом. Они оба были похожи на своих родителей. Тетушка Жужи усмотрела в них также определенное сходство с Лидией. Что же касается старшего сына Розы, от Габора Калоша, то его не видели в Надьреве с тех пор, как умер его отец. Роза не любила вспоминать о Дэзи.

Бывшей повитухе наскучило размышлять о детях, и она принялась оглядывать другие столы, пока ее взгляд не упал на Петру. Тетушка Жужи почти все утро наблюдала за Петрой, поскольку она по заведенной привычке следила за ней при малейшей возможности. Вот и теперь она внимательно понаблюдала за тем, как та перебирала еду на своей тарелке и делала маленькие глотки вина из стакана, стоявшего перед ней. Когда тетушке Жужи, наконец, наскучило смотреть в сторону Петры, она еще раз затянулась из своей трубки и с силой выпустила дым через нос.

Ранее она видела среди собравшихся на праздник и Юзефа Сулье – Судью, – но затем он куда-то исчез. Тетушка Жужи заметила также Кристину Чабай, которая вместе с сыном и дочкой отправилась на пикник на лужайку перед церковью. Дети Анны Цер бо́льшую часть утра провели с ними. Сама Анна носилась вокруг праздничных столов, как всегда, похожая на маленького запыхавшегося мышонка. Что касается Лайоша, то он был уже настолько пьян, что не мог встать со скамьи. Тетушка Жужи не возражала бы против того, чтобы кто-нибудь посадил его в повозку и отвез домой.

Хенрик Мишкольци и его трио расположились у колодца на центральной площади с раннего утра, когда жители деревни были заняты праздничным шествием вокруг церкви. В течение часа или двух они исполняли негромкие мелодии, после чего сделали перерыв, чтобы насладиться пиршеством. Теперь, когда перерыв закончился, Хенрик встал со своего стула и потянулся. Он расправил плечи и слегка отрыгнул, прежде чем наклониться, чтобы взять свой альт. Ему понравилось все то мясо, которое он перепробовал, но гусь был особенно хорош, поэтому он съел слишком большую порцию. Хенрик прижал альт к шее, позволил себе еще одну отрыжку, затем склонил голову набок, фиксируя инструмент.

* * *

Двери деревенской ратуши были закрыты на засов. Граф Мольнар провел в ратуше практически все утро, и, когда появились Юзеф Сулье – Судья – вместе с глашатаем, он, впустив их, снова запер за ними двери. Деревенскому глашатаю было поручено забрать Судью с празднества на центральной площади, и он успешно решил эту задачу. Судья тихо выскользнул из общей массы собравшихся на праздник, практически никем не замеченный.

Оказавшись в ратуше, Судья отошел от окна, сквозь которое били лучи июньского солнца. Здесь звуки праздника практически не были слышны. Часы на стене тикали бесстрастно и бездушно, наполняя Судью необъяснимым ужасом.

* * *

Хенрик Мишкольци кивнул своим коллегам по ансамблю, притопнул ногой и на четвертом такте ударил смычком по струнам своего альта, что заставило всех собравшихся вскочить на ноги и пуститься в пляс.

Хенрик и его трио выступали на празднике святых Петра и Павла каждый год, и он всегда с нетерпением ждал этого дня. У него редко выпадала возможность поиграть на открытом воздухе. Обычно его приглашали в корчму на организуемые там по воскресеньям танцы. Сейчас атмосфера на празднике была такой возбужденной, что он мог, закрыв глаза, представить себе, будто играет перед огромной аудиторией, гораздо более многочисленной, чем она была на самом деле.

Марица ждала именно этого момента. Она вскочила со скамьи, расправила свою синюю юбку и поспешно поправила белую шляпку, потянув за завязки, чтобы убедиться, что та надежно устроена у нее на голове. После этого она заставила