и в Советское посольство. Возьму своё, а остальным пусть товарищи распоряжаются.

Хм, гкхм…

Вообще-то, предполагалось, что товарищ Лейман скажет: «Давай поделим бабло и разбежимся как два ёжика в тумане». Тогда выждав первый же удобный случай — предполагалось шмальнуть ему пару в спину из «настоящего Руби», который я предусмотрительно заначил за ремнём брюк, скрытым полой пиджака. Ибо по закону жанра, сразу после предложения «поделить» — неизбежно возникает мысль «кинуть», а то и вообще:

«А зачем делить? Придушить этого лысого задохлика — а так как мёртвым деньги не нужны, забрать его долю себе».

Однако, товарищ оказался идейным и принципиальным, что не могло не радовать…

Но расслабляться всё равно не стоит.

Особо не спеша, сделав ещё пару обжигающе-вкусных глотков:

— Не совсем удачная идея, партнёр!

— Почему?

— Появление нас с деньгами в Посольстве — мгновенно свяжут со смертью этих двоих. Ты хочешь ополчить против себя весь Коминтерн?

Тот, с горячечной юношескою непосредственностью:

— Так они же — воры!

— Ты думаешь, про это никто не знает? Если эта «гнида» вернулась из Москвы, значит в ИККИ про их воровство — не только знают, но и одобряют.

— Как это?

— Обыкновенно. «Отстёгивает» товарищ Томас кому-нибудь из высших партийных бонз, а тот его «крышует».

За время нашего знакомства, Давид вполне себе освоился с моими иновременными словечками:

— Кому «отстёгивает», кто «крышует»?

— Пока не знаю, но при желании это достаточно легко выяснить, — помолчав, — вот только не уверен стоит ли это делать, Давид. Ведь, многие знания — преумножают печаль…

Мгновенно вспотев от выпитого кофе и напряжённой мозговой деятельности, громила растерянно промямлил:

— Так что же делать?

Не торопясь допиваю своё кофе:

— Надо подумать, напарник… А плесни-ка, мне ещё чашечку! Вот, спасибо…

Минут пять поизображав из себя мраморную статую Огюста Родена, наконец выдаю:

— Имеются у меня кой-какие подвязки в «Межрабпоме»… Знаешь такую организацию?

— «Международную рабочую помощь»? Конечно знаю, как не знать!

— «Межрабпом» официально считается подразделением Коминтерна, но на самом деле ведёт свою собственную политику — делая ставку по большей части на коммерческую, а не революционно-подрывную деятельность.

Настороженно:

— Ну, и…?

— Тебе решать, конечно, но можно перечислить эти деньги в банк на счёт «Межрабпома», с правом распоряжаться ими от имени…

На этом месте, я надолго завис.

Не выдержав, Лейман спросил:

— От чьего имени? Кто будет иметь право распоряжаться этими средствами?

Вполне серьёзно предлагаю:

— Ну, давай запишем тебя, Давид! У тебя такая прикольная армянская фамилия в липовом нансенском паспорте — напомни мне её, а то я постоянно забываю.

Угрюмо помолчав, забыв про свой остывающий кофе, тот, нехотя решил:

— Запишем право распоряжения на тебя, Серафим.

Я тоже, без малейшего проблеска хоть какого-то энтузиазма, но внутренне ликуя, нехотя признал:

— Пожалуй, это будет не просто лучшим — единственно возможным вариантом.

Зверски на меня вытаращившись, Давид — которому очень хорошо бы подошло прозвище «Голиаф», поднёс к моему носу огромный кулак:

— Но, как только у меня появятся настоящие документы…

Честными глазами смотря в его, с готовностью:

— Конечно, конечно! Как только приплывём из Гамбурга в Ленинград — так сразу!

Успокоившись, Лейман спросил, мельком глянув в окно:

— Так, что? «Давим» этого и за дело? Уже утро и надо торопиться: до обеда можем успеть собрать все деньги на одной из его конспиративных квартир и вызвать представителя «Межрабпома».

«Притормаживаю» его выставленной вперёд ладонью, и:

— Торопиться надо не спеша, партнёр! Предлагаю сперва прикрыть наши с тобой задницы, сняв с этой «гниды» показания про их с Абрамовым воровство. Вдруг, что-то пойдёт не так и, с нас за эти два трупа — не считая парижские, спросят.

Вижу, тот менжуется.

— Опять же: судя по всему, вот-вот грянет «война спецслужб»: ОМС Коминтерна зацепится с ИНО ОГПУ и, наше начальство будет весьма радо лишнему компромату на конкурента.

Сперва полез «в бутылку», горделивым шляхтичем подбочясь:

— Моему(!) начальству плевать с самой высокой колокольни на обоих и на их конкуренцию.

Внутренне, только диву даюсь:

«Однако!».

— Времена меняются, а любой начальство — непостояннее самой ветреной девки. Сегодня ему плевать, завтра — нет! В любом случае «фиговый листок», чтоб прикрыть задницу — не помешает, Давид.

Остыв и подумав чуток, тот согласился:

— Правильно соображаешь, Серафим!

Кивнув на набор кухонных принадлежностей, висящий на стене, предлагаю:

— После дачи показаний, лучше затащить гниду сюда и «сделать это» вот тем мясницким ножом. Мол, поскандилив во время кофепития, товарищ Абрамов зарезал товарища Томаса и, затем — осознав всю мерзость своего неблаговидного поступка, застрелился. Как тебе?

— Отличный план!

Взяв нож в руки, Давид проверил остроту лезвия, и:

— Кто будет резать? Ты?

Отрицающе кручу головой:

— Когда я убиваю — то обычно зверею и труп будет обезображенным… Вспомни того «патлатого», чей скальп в коробке. А здесь надо аккуратно сработать! Поэтому, резать товарища Томаса — будешь ты, Давид.

Что-то неопределённое хмыкнув в мой адрес, напарник обернул лезвие ножа первой найденной тряпкой и заткнул его сбоку за брючный ремень, скрыв за полой пиджака.

Что-то я какой-то нетипичный попаданец, да?

Другой бы уже на моём месте — море кровей пролил и океан женщин перетрахал, не считая прочих представителей флоры и фауны.

* * *

Наш пленник, хотя успел уже обмочиться под себя здоровущей лужей, а с левой стороны лица — заплывал огромнейшей же гематомой, оказался вполне жив-здоров и, что особенно радовало — по прежнему словоохотливым…

Захожу и без всяких «прелюдий»:

— Колись, Гнида, как ты дошёл до жизни такой! Всю свою паскудную историю — от и до.

Тот, сперва было запаниковал:

— Зачем?

— Показания для сурового, но справедливого пролетарского суда.

Лейман, не будь дурак, взявшись за самотык, почти ласково предложил:

— Иль, с тебя обосцаные штаны снять и кверху «дуплом» загнуть?

Это оказалось последним весомым аргументом, побудившего обвиняемого к добровольному сотрудничеству со следствием:

— Я готов к чистосердечному раскаиванию, товарищи! С чего начать?

Давид рычит:

— Начни со своей мамы, которая всех сифилитиков в вашем городе через себя пропустила — прежде чем родить такого ублюдка, как ты!

Я решил не копать в прошлом так глубоко:

— Начни с самого момента создания Коминтерна, а там видно будет.

В кабинете нашлась пишущая машинка и, я только успевал по «клаве» наяривать[1]!