Шрифт:
Закладка:
— Это — «Luger Parabellum».
Меня сомнения дрючат:
— Согласен — похож, но что-то калибр вроде бы маловат…
— Это, модель под патрон «7,65×21[3]», предназначенная для армий Швейцарии, Болгарии, Португалии…
Патроны, на которые он указал, были похожи на маузеровские, только несколько укороченные.
Ладно, хорошо — Миша просил ствол покруче — в самый раз ему будет.
— Забавная штуковина, — сказал я, — я возьму его себе для подарка очень хорошему человеку? Если не возражаете, конечно.
— Берите, конечно: жив буду — ещё себе достану. А если…
Прервав, достаю из кармана «Баярд»:
— Не возражаете, если и эту «игрушку» я возьму себе? Как подарок для любимой женщины?
— Ну, если для любимой… Тогда не возражаю.
Раз уж к слову пришлось.
Каждый член в СССР, имеет право на вполне законных основаниях владеть огнестрельным оружие — разрешением на ношение которого, при таком раскладе является партийный билет.
А если нет партийного билета?
Тогда штраф в тысячу рублей или шесть месяцев домзака!
Кроме того, карманные (дамские) пистолеты типа того же «Байярда», считались гражданским оружием не требующим никакого разрешения и, владеть ими мог любой гражданин страны.
Однако и себя, любимого, нельзя обидеть!
Выбрал, что попроще и спрашиваю:
— А это что?
— Это — «настоящий Руби[4]»!
— А, что? Бывают ещё поддельные?
Объясняет, как полному лабуху — коим я и, являюсь:
— Пистолеты «типа Руби», во время войны производились для французской армии более чем пятьюдесятью фирмами, в основном испанскими…
Во мне тотчас проснулся завзятый «заклёпочник»:
Рисунок 17. Пистолеты фирмы Виктора Бернардо входят в пятерку наиболее качественных «Руби».
— Ага! То есть, конструкция настолько проста, что её можно даже воспроизвести напильником на коленке!
Тот, не без сомнения:
— Не могу сказать с уверенностью. Но качество многих было настолько отвратительным, что иногда «не настоящие Руби» — начинали стрелять как пулемёт
— Значит, в принципе его можно запилить под пистолет-пулемёт?
Как и в истории с «Люгром», по моей просьбе — Александр Лазаревич всё показал, обо всём рассказал и помог зарядить оружие.
В этом пистолете радовал небольшой вес и объём, простота разборки-сборки и повышенная по сравнению с другими образцами ёмкость магазина — девять патронов. С другой стороны — огорчала небольшая мощность патрона «7,65×17» и, следовательно — слабая останавливающее действие…
Да, ладно!
Не на слона же в самом деле, мне с ним ходить!
Тем более, что бывший хозяин пистолета утверждает, что патрон хоть и слабый — зато из-за меньшей отдачи, позволяет даже плохому стрелку вести прицельную стрельбу.
— Годно, берём… Если не возражаете, конечно.
Тот:
— Да, как Вам возразить? Вы столь убедительны…
Прижав ладонь к груди, слегка кланяюсь, и:
— Огромное Вам спасибо! Желаете испить водички, говорите? Тогда пройдёмте на кухню. И умоляю Вас — держите руки подальше от всего колюще-режущего…
На кухне, аппетиты хозяина квартиры выросли на порядок:
— Хотелось бы вместо «водички» попить кофейку, товарищ Мюллер… Да и Вам бы не мешала, не правда ли?
Знакомый психологический приём. Хочет меня «очеловечить»? Ну, пускай попробует — попытка, как в народе говорят — не пытка.
— Без проблем, товарищ Абрамов. Но постарайтесь без глупостей! Ибо, у Вас будет всего лишь одна попытка — да и та заведомо неудачная.
Естественно сперва «оправив» естественные надобности, затем одевшись в отличный повседневно-выходной костюм, выкурив пару папиросок и попив со мной кофейка, мой пленник вновь расположился в кресле за своим столом, а я напротив него.
— Итак… Продолжим разговор. Кажется, мы остановились на цене вашей жизни, Александр Лазаревич и, сочли её достаточно высокой. Так?
— Так! Если вы с товарищем Лейманом вывезете Бажанова в Европу и доступными вам средствами — продемонстрированными на мне, «уговорите» его…
Я, так спокойненько вопрошаю:
— Газеты читаете? Знаете, что в последнее время творится?
— Да… Читаю, знаю… Происходит что-то непонятное, ужасное для…
Кулаком по столу, тот аж вздрогнул и рявкаю:
— ЧУШЬ!!!
Встав, через стол нависаю над собеседником:
— Лейман — фанатик не хуже вашего Бажанова и он действует по прямому приказу Сталина, собирая компромат на руководителей Коминтерна! Неужели Вы этого ещё не поняли? Сталин расчищает себе путь к личной власти.
Тот, разрумянившийся было от выпитого кофе, разом побледнел:
— Так значит…?
Развожу руками:
— Вы обречены в любом случае. Увы… Но это так!
Помолчав, траурно-похоронным тонном:
— Как и у товарища Отто и шестерых товарищей в Париже, у вас с Яковом Рейхом имеются лишь два варианта: умереть очень мучительно при отказе сотрудничать, или умереть легко — подписав всё, что тот вам подсунет.
Тот, в панике:
— Заберите все деньги и дайте мне убежать!
Со всем присущим мне вульгарно-практичным резоном, отвечаю:
— Тогда на вашем месте окажусь я… А оно мне надо?
— Давайте убежим вместе! Денег, на двоих надолго хватит.
— Нет, такой вариант тоже не пойдёт: в отличии от вас с Рейхом — мне в России есть что терять. Считайте, что у Сталина и его людей в заложниках — самое для меня дорогое.
Схватившись руками за голову:
— Так что же делать?
Помолчав, недоумённо спрашиваю:
— Александр Лазаревич! Вы же добровольно, то есть — без всякого принуждения, стали революционером. И, даже в разведчики Вас никто не звал — сами пришли. Возможно, даже напросились — проявив известную назойливость, так присущую вашей национальности… Кстати, Вы не хотите обвинить меня в антисемитизме?
Едва не крестясь:
— Нет! Что Вы⁈ Как Вы такое только могли подумать!
— Вот и ладненько. Неужели, Вы не знали, что это — довольно рискованная профессия? Что в любой момент Вас могут арестовать, пытать и убить? Почему же тогда, страх смерти вызывает у Вас столь животный ужас?
Глазами, полными от слёз на меня глядя:
— Я всегда готов к смерти от рук врагов…
— Ээээ, бросьте! Крестьянину «от сохи» или пролетарию от станка — ещё простительно по темноте их. Но Вы — как человек образованный должны прекрасно знать, что от рук «своих» во время Французской революции — погибло больше революционеров, чем от вражеских. Так, что хорош придуриваться, товарищ Абрамов! Сумейте умереть настоящим мужчиной, стойким борцом не дав себя сломить даже самыми страшными
