— «Ганецкий» — это партийный псевдоним. Он же — «Генрих», «Куба», «Микола», «Машинист». Настоящее же имя — Яков Фюрстенберг, из семьи варшавских зажиточных евреев. Ближайший помощник Ленина по…

Едва уловимое взглядом движение, товарищ Томас коротко взвизгнул «предрождественским» поросёнком: «И-иии…!!!» и, после недолгой агонии, замер с торчащим в сердце кухонным ножом — удивленно уставившись широко открытыми мёртвыми глазами на развороченный череп товарища Абрамова.

«Эге… — только осталось резумировать, — по ходу, здесь имеется ещё какая-то кремлёвская тайна, знать которую смертельно опасно».

— Чисто сработано, молодец, — похвалил я Давида, — вот только какого чёрта? Договаривались же на кухне его завалить?

Тот, с вызовом:

— А тебе или ему не всё равно?

— Да мне-то, по большому счёту — вообще нас рать! Ему, в его-то «положении» — теперь, тоже всё покуй… А вот для полиции — нет, не всё равно.

— Обоснуй?

— Выглядело бы более правдоподобно, коль мы решили эту мокруху на хозяина квартиры повесить: по статистике, большинство бытовых убийств — происходит именно на кухне.

Тот, озадаченно чешет затылок:

— Так, давай его перетащим…?

Указываю на большую лужицу мочи под стулом недавно убиенного, куда уже успело набежать и свернуться немного капающей крови:

— Вместе с этим дерьмом? Теперь уж давай оставим всё как есть.

Быстро пробежавшись по квартире, проверив не наследил где и, протерев кое-где гладкие поверхности — избавляя берлинских криминалистов от отпечатков собственных пальцев, собрались на выход.

Меня, не оставляло чувство нахождения в какой-то сюрреалистичной компьютерной игры:

«Фраги» завалены, время собирать «лут»!

* * *

Без малейших проблем, изъяв после предъявления квитанций чемоданы с купюрами из камер хранения двух железнодорожных вокзалов и, двух же съёмных берлинских квартир (где деньги находились где угодно — в книжных шкафах, в самих книгах, в ящиках письменных столов), мы с Давидом «всерьёз, но ненадолго» обосновались на третьей. Здесь, кроме бумажных банкрот — нашлась пара картонных коробок с николаевскими империалами, весом порядка более десяти килограммов каждая.

А вот шёлкового мешочка с «последними бриллиантами» не нашли, хотя покойный про него упоминал…

Давид, саморучно обшмонав квартиру и, не обнаружив «брюликов» — искренне возмущался:

— Всё-таки надул, поц стрелянный, гореть тебе за это в Аду!

Я, перебирая-пересчитывая «ликвидность», как мог его успокаивал:

— Бриллианты — весьма специфический товар, партнёр! Головной боли с ним может быть ещё больше прибыли, так что давай условимся: «Всё что ни делается — делается к лучшему».

Всего, денег было невероятно много…

Даже не скажу, сколько именно!

Ибо, они были в разных валютах, курсы которых постоянно колебались, изменялись.

Судя по кое-каким найденным финансовым документам, покойный Рейх занимался — не только банальным воровством казённого бабла, но и его «круговоротом»: он активно играл на товарно-сырьевых биржах, спекулировал на валютных операциях и довольно успешно.

Лёйман торопился как голый в баню, но я действовал не спеша:

— Наш пароход отчалит из Гамбурга лишь через неделю. Так чего поперёд него волну гнать, местный электорат смешить? Один неверный шаг, напарник и, мы с тобой не только с голой жоппой — но и на нарах… А там поди, тебя уже давно заждались!

Тот шипел, аки библейский аспид, но вынужден был признать мою правоту и мне же довериться.

* * *

Денёк отдохнул-выспался и принялся за дело.

Сперва по объявлениям в русскоязычной прессе, нашёл среди эмигрантов несколько специалистов по финансово-банковскому делу и после беседы с каждым из них, отобрал одного — наиболее внушающего доверие.

Это, уже достаточно пожилой, ещё довоенный «вынужденный» эмигрант — до начала Великой войны имевший дело с николаевскими вкладами в «Дойче банке». После объявления войны между странами, вместе с другими российскими поданными мужского пола — он был арестован и до самого Брестского мира сидел в лагере для интернированных.

По приблизительно такой же схеме нашёл русскоязычного юриста — пронырливого, как глист и поднаторевшего в местном законодательстве.

В присутствии Давида Леймана, который не отходил от меня ни на шаг и, даже у дверей туалета стоял и прислушивался — писцаю я или какаю, объясняю этой «сладкой парочке» весь расклад:

— Господа! Неизвестный даритель пожертвовал «Международной рабочей помощи» крупную сумму денег, с условием, что эта организация официально выйдет из состава Коминтерна…

Бла, бла, бла…

В конце разговора, видя на лицах некие сомнения в конечном успехе этой сомнительной афёры:

— Извините, чуть не забыл сказать самое главное: при успешной реализации этого незначительного дельца, каждому из вас полагается премия в виде одного процента от всей суммы…

С величайшим усилием задушив «жабу», добавил:

— КАЖДОМУ!!!

После ожесточённого «бодалова», процент бонуса пришлось увеличить до двух, но сделка состоялась.

Мой напарник, видимо считая, что эти двое обязаны были трудиться за его красивые карие глазки — был не согласен с таким моим ходом. Он покраснел и надулся большим спелым помидором, но промолчал — хотя и пыхтел от злости.

Ещё день убил на переговоры с Председателем «Межрабпома» ВильгельмомМюнценбергом, опасающегося идти на столь радикальный шаг.

Вдалбливаю ему через переводчика:

— Газеты читаешь, знаешь, что творится? Анализируешь общеевропейские и мировые тенденции? Вот-вот эта обанкротившаяся лавочка под брэндом «Коминтерн» — закроется и ты останешься при куче битой посуде, Вилли!

Не знаю, что больше подействовало — «тенденции» или названная мной сумма бабла, которая пройдёт через кассу «Межрабпома».

Конечно, были у него подозрения, почему бы им не быть…:

— Откуда, из какого источника деньги?

— Жертвует один американский предприниматель.

— Отчего вдруг такая щедрость, Серафим?

— Встретишься с ним в Гамбурге — сам спросишь.

…Но он согласился.

Впрочем, благодаря нашему юристу официальное заявление об выходе из Коминтерна — было составлено в достаточно лояльных к последнему тонах, ни один комиссар — свой горбатый шнобель не подточит. Мол, в связи с текущей обстановкой, в интересах международного рабочего движения и на благо трудящихся всего мира… Бла, бла, бла… Случилась вот такая вот «петрушка» — вынуждены на время расстаться со штабом Мировой революции.

Ну а там, если что — так мы тут как тут!

Главное же в договоре что?

По его условиям, деньги должны быть потрачены на развитие кооперативной промышленности Нижегородской губернии и, каждая финансовая операция могла быть проведена только с согласия двух управляющих: меня — представителя «Красного рассвета» и Вильгельма Мюнценберга — Председателя «Межрабпома».

Те же двое русских эмигранта, составили Контрольный совет, следящий за правильностью соблюдения условий договора.