Шрифт:
Закладка:
– Я в порядке. Прости, что тогда нагрубила тебе.
– Все нормально. Я понимаю. Неудачный момент.
– Который затянулся.
– Ага. – Пауза. – Я слышал о том, что случилось вчера вечером.
– Уже? Быстро.
– Может, у нас фиговый Интернет, но слухи разлетаются по деревне молниеносно.
И еще ты газетчик.
– Фло в порядке? – спрашивает он.
– Да, с ней все хорошо. Полагаю, о находке в колодце ты тоже слышал?
– О скелетах? Еще бы.
Я «подвисаю».
– Скелеты? Множественное число?
– Вот видишь, почему мне обычно поручают писать о деревенских ярмарках и боровах на вертеле? Слишком длинный язык.
– Значит, он там был не один?
– Два.
– Полиция знает, кто это?
– Экспертиза не окончена, но логично предположить, что это те самые девочки, которые исчезли в девяностых. Мерри и Джой.
– Ясно, – медленно говорю я. – Это и правда логичное предположение.
– Если так, то это будет настоящая сенсация. Дело снова откроют. Центральная пресса слетится как мухи на мед.
Об этом я не подумала. О толпе журналистов, ворошащих прошлое.
– Джек? Ты еще тут? – спрашивает Майк.
– Да. Просто задумалась о том, как это ужасно.
– Хуже того, если их убили, что выглядит весьма вероятным, значит, кто-то здесь, в этой деревне, знает о том, что с ними случилось.
– Думаю, да.
Это также означает, что кто-то здесь лжет. Причем не один человек. Меня охватывает ощущение, что остается все меньше времени, чтобы успеть докопаться до истины. Я бросаю взгляд на лестницу.
– Майк, ты мог бы оказать мне одну услугу?
– Конечно. Я с тобой еще за шину не рассчитался.
– У тебя не найдется пары часов свободного времени?
Я договорилась встретиться с Инез Харрингтон возле ее дома в Льюисе, в артизанском кафе на центральной улице.
В Льюисе все, похоже, артизанское, ручной работы или высокохудожественное. Этот городок наводнен стильными женщинами, небрежно, но со вкусом наряженными в цветастые платья и резиновые сапоги, волочащими за руку детей с именами вроде Аполло, Бенедиктина и Амаретто.
Я заказываю черный кофе и устраиваюсь за столиком в углу кафе. Мне кажется, что на общем стильном фоне я выгляжу неряшливо и неухоженно. Я хотела было снять воротничок, но затем решила, что он придаст мне солидности, особенно с учетом того, что мне предстояла встреча с учительницей. В присутствии учителей я всегда чувствую себя беззащитной. Мне кажется, они будут ругать меня за употребление неправильной формы глагола. Или за то, что я лгу. Знаю, что, принимая во внимание мою собственную профессию, это может показаться несколько странным.
Прежде чем явиться сюда, я погуглила Инез Харрингтон, поэтому знаю, чего ожидать. С фотографии на меня смотрела женщина за пятьдесят с квадратным лицом, короткими седыми волосами и широкой улыбкой. Мне подумалось, что выражение «Только без глупостей!» изобрели именно для таких лиц. Я всматриваюсь в людей, которые входят и выходят из кафе. Я пришла на несколько минут раньше. В какой-то момент в двери входит Инез. Она выглядит чуть старше и чуть плотнее, чем на фото. Она идет ко мне.
– Преподобная Брукс?
– Да. Зовите меня Джек.
Она протягивает руку:
– Инез.
У нее теплая ладонь и крепкое рукопожатие.
– Спасибо, что пришли, – говорю я.
Она улыбается и тут же будто сбрасывает несколько лет.
– Не за что.
К нам подходит официантка:
– Принести вам что-нибудь?
– Латте, пожалуйста.
Она снова поворачивается ко мне. У нее прямой взгляд.
– Вам следует знать, что обычно я ни с кем не обсуждаю своих бывших учеников.
– Хорошо.
– Я делаю исключение, потому что меня попросил об этом Саймон Харпер.
– Он ваш друг?
– Нет. Я давала дополнительные уроки английского его дочери Роузи. И дружу с его женой, Эммой.
– Ясно.
– Как я поняла, ваша дочь Фло – ровесница Роузи.
– Да.
– Тогда вам должно быть известно, что подростковый возраст очень трудный.
– О да.
– Им правда сложно. Все эти бушующие гормоны… Я уверена, что они сами не всегда понимают, почему поступают так или иначе.
Официантка приносит латте и ставит его на стол.
– Спасибо.
– Я знаю, о чем вы. Должно быть, учить их – нелегкий труд.
– Но также и благодарный. Я видела отъявленных сорванцов, которые вырастали и становились очень добрыми и милыми людьми. Точно так же на моих глазах самые способные и успешные ученики полностью слетали с катушек. Поведение в подростковом возрасте никак не определяет личность человека.
– Целиком и полностью с вами согласна. Во мне нет ничего от того подростка, которым я когда-то была.
– В таком случае вы меня понимаете.
Еще как понимаю. И также ощущаю, что назревает очень большое «но».
– Но изредка попадаются подростки, которые ставят вас в тупик.
– Лукас Ригли?
Она кивает, а когда поднимает чашку с кофе, я замечаю, что ее рука едва заметно дрожит.
– Расскажите мне о нем.
– Поначалу мне было его жаль. Его родители умерли, когда он был довольно маленьким. В возрасте девяти лет его усыновили. Не то чтобы это имело какое-то значение. Я просто хочу отметить, что у него было не самое легкое раннее детство. И еще эта его дистония.
– Да, какое-то неврологическое расстройство.
Она кивает.
– Это не могло не сделать его объектом насмешек. Если подросток не такой, как все, это неизбежно оборачивается против него. Его обзывали и травили.
Меня слегка задевает слово «неизбежно». Я не считаю жестокость неизбежной. Это выбор, подпитываемый поведением родителей и окружением. Но я молчу.
– В школе делали все возможное, чтобы ему помочь. Я сама лезла из кожи вон, чтобы его поддержать, и лично беседовала с его обидчиками. Но некоторые дети будто не хотят себе помочь.
– В каком смысле?
– Казалось, Лукас сам стремится к тому, чтобы другие к нему цеплялись. Он провоцировал драки и привлекал к себе внимание хулиганов. Он порождал конфликты.
– Мне сложно поверить в то, что бывают дети, которые хотят быть объектами насмешек и травли.