Мне снятся девочки. Всегда девочки. Искалеченные. Поруганные. Подвергшиеся пыткам. Убитые. Я вижу их лица, их печальные маленькие тела. Почему же мы так ненавидим наших девочек, что в истории не стихает эхо их криков, а земля изрыта их безымянными могилами?

Я смотрю, как они приближаются по влажной траве кладбища: Руби с ее широкой алой улыбкой, сожженные девочки со своим огненным шлейфом и почерневшей до хруста кожей, Мерри и Джой, которые держатся за руки, с поблескивающими на шеях серебряными цепочками – «М» и «Дж». Навеки лучшие подруги.

Я стою возле часовни и пытаюсь молиться, взывать к Господу о милосердии. Но они меня не слышат, и я осознаю, что они видят не священника, а очередного дьявола. Они не воспринимают Бога, потому что Он их покинул. Я разворачиваюсь и вбегаю внутрь, захлопываю за собой дверь, за которую уже хватаются их руки, задвигаю засов… Но они продолжают громко возмущаться, стучать и царапать дверь.

Бах, бах, бах.

Я пытаюсь разлепить глаза, но они тут же снова закрываются.

Бах, бах, бах.

Я предпринимаю еще одну попытку, помогая себе пальцами. Сон тускнеет, лица девочек рассыпаются, как пепел на ветру. Я смотрю на часы. 8.30 утра. Разумное время. Почти. Я зеваю и вываливаюсь из постели.

– Иду! – кричу я и, натянув какую-то одежду, шлепаю вниз по лестнице.

Подойдя к входной двери, я отпираю замок и открываю ее.

У меня на пороге стоит Саймон Харпер. Красное лицо, всклокоченные волосы, алкогольный перегар. Он тычет в меня мозолистым пальцем.

– Я надеюсь, теперь вы счастливы!

– Когда я окончательно проснусь, я смогу дать вам ответ. Церковь работает с десяти часов.

Я начинаю закрывать дверь, но он подставляет в щель ногу в грязном ботинке.

– Мистер Харпер, вас не затруднит убрать ногу от моей двери?

– Только после того, как вы выслушаете меня.

Я скрещиваю руки на груди:

– Я вас слушаю.

– Вчера вечером ко мне домой явилась полиция.

– Неужели?

– Ваша дочь обвинила Роузи в нападении на нее.

– Кто-то надел мешок на голову моей дочери, связал ей руки, а ее друга столкнул в колодец.

– Это была не Роузи.

– Неужели? Похоже, что она и ее кузен отличились не в первый раз.

– Что?

– Накануне кто-то выстрелил во Фло из пневматического ружья. У Тома есть пневматическое ружье, верно?

– Моя дочь вчера была дома весь вечер, как я и сообщил полиции.

– Я вижу, ложь – это у вас семейная традиция.

Он наклоняется ко мне:

– Оставьте мою семью в покое.

– С удовольствием. А теперь уберите свою ногу от моей двери, пока полицию не вызвала я.

Он делает шаг назад.

– Часовня больше не увидит от меня ни одного пожертвования. Это место держалось только на поддержке со стороны моей семьи. Посмотрим, насколько вас теперь хватит.

– Я уверена, что обнаружение подземелья подстегнет интерес публики и привлечет инвесторов. Кто же не любит классные исторические скандалы, верно?

Его лицо багровеет еще сильнее, а затем он гадко улыбается.

– Я знаю, с кем вчера вечером была ваша дочь. С этим маленьким психом и извращенцем Лукасом Ригли. Возможно, вам стоит переживать не столько из-за моей дочери, сколько из-за него.

– Если вам есть что сказать, прошу, не сдерживайте себя.

– Лукаса Ригли исключили из его предыдущей школы.

– И?

– Он попытался ее сжечь и чуть не убил девочку.

Такого я не ожидала. Пытаюсь говорить спокойно:

– Почему я должна вам верить?

Он сует руку в карман и, вытащив смятый клочок бумаги, предъявляет мне.

– Что это?

– Номер Инез Харрингтон. Бывшей директрисы. Она вам расскажет.

Я продолжаю держать руки скрещенными на груди.

– Как хотите. – Он усмехается и разжимает пальцы. Бумажка падает на землю. – Но на вашем месте я бы хотел знать, с кем трахается дочь.

Он разворачивается и шагает к своему ренджроверу. Мне стоит неимоверных усилий не броситься вдогонку, не прыгнуть ему на спину и не лупить его по голове до тех пор, пока та не превратится в кровавое месиво. Взревев двигателем, ровер уносится прочь. Я провожаю его взглядом, затем наклоняюсь и подбираю с земли листок бумаги. У меня дрожат руки. Я должна это порвать. Выбросить в мусорное ведро. Сжечь.

Но я этого не делаю. Сунув бумажку в карман, я иду на кухню и достаю свою жестянку.

Я уже докуриваю вторую сигарету, когда в кухню, зевая и потягиваясь, входит Фло. Она замирает, изумленно глядя на меня.

– Ты куришь!

– Да.

– При мне.

– Да. – Я смотрю на нее припухшими со сна глазами. – Вчера вечером ты собиралась заниматься сексом… ах да, а потом тебя чуть не убили.

Она улыбается чересчур жизнерадостно.

– Кофе?

– Черный.

Я делаю последнюю затяжку и тушу сигарету о стену дома. Затем закрываю дверь и вхожу на кухню. Клочок бумаги шуршит у меня в кармане. Я усаживаюсь у кухонного стола, пока Фло кипятит в чайнике воду.

– Как ты себя сегодня чувствуешь? – спрашиваю я.

– Нормально. Это все кажется просто каким-то дурным сном.

– Ага.

– Ты думаешь, Ригли в порядке?

– Я уверена, что с ним все нормально.

– Надо написать ему сообщение.

– Может, было бы разумнее на какое-то время от него отдалиться?

– Почему?

– Ты еще спрашиваешь?

Она оскорбленно на меня смотрит и забирает свой кофе.

– Отлично. Я буду у себя.

Она скрывается наверху, а я чувствую, как телефонный номер прожигает дыру в моем кармане. Мне не терпится позвонить Инез Харрингтон. Договориться о встрече. Но если она согласится, я не хочу оставлять Фло одну. Мне очень неприятно признавать, что я не доверяю своей дочери, но – особенно после минувшего вечера – я не доверяю своей дочери. Делаю глоток кофе. Мой мобильник начинает жужжать. Майк Саддат.

– Алло.

Треск в трубке.

– Привет. Плохо …но.

– Подожди.

Я поднимаюсь с телефоном наверх, открываю окно и высовываюсь наружу.

– Привет. Ты меня слышишь?

– Гораздо лучше. Как ты?