— Да о каком кристалле ты болтаешь?

— Да тот, что едва не укусил меня, как я его поймала, помнишь? На полу, как он выкатился из его куртки? Он ещё хотел выкарабкаться из моей сумочки…

— Разве? Ты говоришь о его перстне? Мой отчим подарил ему, — Гелия задумалась. Со странным выражением на лице она скосила глаза в мою сторону. — Я тоже боюсь его, когда он нахлобучивает на свой палец эту штуковину. В такие моменты у него часто возникает потребность меня или пихнуть, или даже стукнуть. И всё равно это лучше, чем то, когда ему захочется поласкаться. Я не могу отвечать ему взаимностью! После Нэиля для меня нет других мужчин. Глупая и жестокая затея с моей стороны выдвигать тебя как защиту от него. Надо было мне соглашаться на Ифису. Она буквально испаряется на его глазах, едва он на неё взглянет. Но я боюсь, что Ифиса сама его испарит быстрее, чем он проделает это с нею. Она не безобидная очаровашка, как иные думают. Она двуличная, жадная на роскошь и без меры чувственная. Она пролезет в их, таинственный для всех жителей Паралеи, город и опустошит его. Всех неискушенных и наивных жителей того подземелья она соблазнит, одурачит, все их тайны продаст, и их с лёгкостью потом отследят и убьют люди из охраны Коллегии Управителей. Вот что такое нежноголосая и сладко-сдобная Ифиса!

Только сейчас я поняла, как не проста бывает дружба двух талантливых актрис между собою. — Да ты с ума сошла, если думаешь, что такой утончённый и необычный человек, как Рудольф, способен очароваться такой ходячей витриной ошеломляющего безвкусия, как Ифиса!

— И ты говоришь такое после того, как он тебя едва не подверг насилию в моей спальне? Или так ты понимаешь утончённые отношения между едва знакомыми мужчиной и девушкой? Ты точно повредилась головой.

Мне нечего было ей возразить. Я точно повредилась, но вот чем, головой или чем-то другим, я не знала. — Только не Ифиса! — повторила я умоляюще, как будто от решения Гелии всё и зависело. Гелия тяжело вздохнула и поникла.

— Да будь решение с Ифисой беспроигрышным, стала бы я с тобой советоваться? — Гелия опять вздохнула и поникла ещё больше. — Она ему, конечно, не нужна, да я и сама не хочу её приближения к нему настолько близко, вот что! Я вообще перестала понимать, чего я хочу на самом деле. Больше он не должен тебя видеть. Я сама с ним разберусь. Не думай, что я не могу поставить его на место. А ты поезжай к бабушке и оставайся там. Он в дом Тон-Ата и не сунется, он же не знает где это. А то он придёт и в твой дом. Он, если что войдет в его башку, добивается непременно. Только Тон-Ат защитит тебя от безумного оборотня. Как хорошо, что отменили репетицию, а Нэиля сегодня не отпустили вовремя. А то и представить страшно, что натворил бы он с тобою… Но Надмирный Свет не позволил ему. Он стал мне врать, а сам караулил тебя, — она обняла меня. — Уж если я по глупости залезла в ловушку, то тебя я от него спасу. Ну, поняла, что я права? Хотя я и не думала, что он способен на такое. Только Надмирный Свет не позволил ему, — она продолжала обливаться слезами, хотя и уверяла меня, что он не стоит её слёз. Слёзы уже не были театральными, а потому и не выглядела она прекрасной. Жалкой, испуганной, потерянной.

Помрачение не преступление, когда раскаяние — отрада

Произошедший кошмар требовал объяснения. И я это объяснение нашла. Я чувствовала, что он играл и пугал меня, и ничего бы не сделал без моего согласия. Правда, с платьем он переиграл. Но я уже научилась его как-то понимать. Он не смог бы совершить того ужасного, о чём подумала Гелия. Он играл, как играют коты, иногда по неосторожности впиваясь своим когтем слишком глубоко. Этот человек умел казаться хуже, чем был. Но то была игра, и, если бы Гелия не вбежала, не вернулась, он бы просто жалел меня потом, и даже мог бы сам взять в руки иголку, чтобы зашить моё платье. Так он мне потом сказал. Да я и сама понимала, что не было в нём зверства ни явного, ни скрытого. Анализ спотыкался о кристаллическое чудовище, в чью мистическую недобрую силу Рудольф верить не желал.

Гелия в тот же вечер, успокоившись, собралась и уехала к Нэилю, в дом на окраине с витой лестницей по внешней его стене, а я поэтому осталась у неё. Да и платье требовало починки, а вещи Гелии мне были не по размеру. Она была высокая, очень тонкая в талии, и вообще имела другие пропорции фигуры. Хотя и нельзя сказать, что я была уродина, но мы были очень разные с нею. Было уже поздно, как я завершила возню со своим платьем. Ведь у Гелии была машинка для шитья, купленная для меня. Я многие платья дошивала у неё в доме. Я придумала новый фасон, пока чинила платье. Даже улучшила его и совсем не жалела о нанесённом ущербе, сделав оригинальную вставку из лоскутков, оставшихся от других моих изделий. Увлёкшись любимым делом и обдумывая нанесённую обиду, я хорохорилась наедине с собой, решив завершить навсегда ненормальные отношения с ненормальным пришельцем, свалившимся со своих непостижимых звёзд. Тон-Ат оказался прав, и я признавала его правоту. Но признавала через очень большое усилие над собой. Гелия сделала мне волшебную примочку, и рана исчезла через пару часов! Она сказала, что лекарство не нашего изготовления. Из подземного города.

Пройдена или нет та черта, за которую я ещё могу вернуться в свою прежнюю безмятежную жизнь? Обратный путь преграждал устрашающий темноликий Чапос, и уж он-то был куда как конкретен в отличие от какой-то там разделительной черты, являющейся всего лишь мыслительной абстракцией. В моём воображении Чапос всё также сидел на сизой колючей траве у заброшенной и сырой городской рощи, как зловещий страж у входа в оставленную жизнь. Его пугающая тень легла на безопасную ещё недавно, привычную с детства тропинку, и та превратилась словно бы в непроходимую топь. Сумрачные вершины деревьев гудели в моей смятённой душе, стылый мрак наползал из-за их корявых стволов, за которыми скрывался идущий по моему следу вор Чапос, жаждущий меня украсть, спрятать от Тон-Ата, от бабушки, от счастья…

Ведь Тон-Ат сказал о Чапосе,