Шрифт:
Закладка:
– Ваша женитьба, Хамфри, была куда более недопустимой, чем любая другая, которую я могу вспомнить. Ни я, ни Эдмунд Бофорт никогда бы не позволили себе бигамных отношений. И готова поручиться, что Эдмунду даже в голову не пришло бы затащить в свою постель кого-нибудь из моих придворных дам.
Глостер был уже не просто сердит – он был в бешенстве.
– Не вам обсуждать мою личную жизнь! – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Тогда почему вы считаете, что можете разбить мою личную жизнь вдребезги?
Как же смело я себя вела!
– Вы не выйдете за Эдмунда Бофорта.
– Я с этим не согласна. И вы не сможете нам помешать.
– Неужели? Что ж, посмотрим!
С этими словами Глостер схватил свой меч и перчатки и, мрачнее тучи, широкими шагами покинул комнату. Затем из холла донесся его подхваченный эхом зычный голос: герцог сзывал своих слуг и велел им седлать коней. Я могла лишь посочувствовать им, понимая, что ожидает их на обратном пути в Лондон.
– Думаю, сейчас нет смысла приглашать лорда Хамфри отобедать с нами, чтобы как-то загладить свою вину, – заметила я, обращаясь к епископу Генриху, который, задержавшись, с задумчивым видом стоял рядом со мной.
Его взгляд был слегка насмешливым.
– Это было неразумно с вашей стороны, Екатерина. Чего вы рассчитывали добиться? Восстановив против себя Глостера, как бы приятно это ни было, вы никак не поможете делу – я знаю об этом по собственному опыту.
Но я лишь пожала плечами, ни о чем не сожалея.
– Да, это было в высшей степени приятно. Особенно мне понравилось выражение его лица. Что бы я ни говорила, это все равно не переубедило бы его, так что в любом случае я ничего не испортила.
Однако епископ Генрих нахмурил брови.
– Будьте осмотрительны. Готовность к компромиссам обеспечит вам благоприятное общественное мнение, а там – кто знает, каков будет результат? – Он взял мою руку, что меня очень удивило. – Прошу вас, Екатерина. Пока еще не слишком поздно. Откажитесь от этого.
Но я выдернула руку. Выходит, и епископ мне не друг.
– Я не намерена выставлять свою любовь напоказ в виде какого-то досадного скандала. Потому что на самом деле это не так. Выйдя замуж за Эдмунда, я не причиню никакого вреда ни репутации своего сына, ни английской короне. – Я посмотрела епископу прямо в глаза. – Вы уже поговорили со своим племянником?
– Нет. – Задумчиво понурив голову, как будто рассчитывая найти ответ в хитросплетении цветов на узорных плитках пола у себя под ногами, он направился к выходу, хотя я сомневалась, что он собирался догнать Глостера. – Я попытаюсь встретиться с ним прежде, чем это сделает Хамфри, и постараюсь вбить ему в голову немного здравого смысла.
– Здравого смысла? Вы хотите убедить Эдмунда отступить? – Вся моя решимость, с которой я открыто бросила вызов Глостеру, таяла на глазах перед лицом новой оппозиции. Мне было больно, что епископ Генрих в этом противодействии выступал против меня. – Значит, вы согласны с Глостером, – печальным голосом заключила я. – Меня вы тоже станете отговаривать?
– Не знаю, – признался он, задержавшись в дверях. В глазах его была тревога. – Пока что мне известно лишь одно – Глостер не остановится ни перед чем, чтобы не позволить звезде Бофортов взойти и засиять на небосклоне. – Улыбка его была весьма сдержанной. – Мне, конечно, хотелось бы увидеть, как взойдет эта звезда на небосклоне. Но пока я не придумаю, как этого достичь, мой вам совет, Екатерина, будет таким. Сохраняйте… – епископ запнулся, тщательно подбирая нужное слово, – осмотрительность.
Слово, которое могло означать все или ничего.
– И оставайтесь незамужней, – уныло добавила я.
Он пожал плечами:
– Никогда не теряйте надежды, моя дорогая Екатерина.
Когда епископ ушел, Алиса, наблюдавшая за всем этим молча, наконец подошла ко мне и нежно положила руку на мое дрожащее плечо.
– Мадам Джоанна предупреждала вас, миледи.
– Да, предупреждала. И Уорик тоже – по-своему.
А что скажет Эдмунд, узнав об этом открытом противодействии?
Глава десятая
Я очень волновалась, меня просто трясло от тревог и страхов, грозными тучами сгущавшихся над нашими головами. Не зная точно, где сейчас находится Эдмунд, я решила не тратить времени на письма, составлять которые для меня всегда было мучением, и вместо этого отправила гонца в Вестминстер с устным посланием. Мне необходимо было срочно увидеть Эдмунда.
Тянулся день за днем, а до меня не доходили вести ни от Глостера, ни от Бофортов. Гонец мой вернулся с пустыми руками и новостей не привез, разве что сообщил, что Эдмунда в Вестминстере нет. Мне не оставалось ничего иного, кроме как ждать и беспокоиться; в голове у меня до сих пор звучали последние фразы нашей ожесточенной словесной перепалки с Глостером.
Вы не сможете нам помешать.
Неужели? Что ж, посмотрим!
Посмотрим так посмотрим, что же делать? Увлеченный жестокой схваткой с епископом Генрихом за влияние в Королевском совете, Глостер делал все, чтобы принизить Бофортов. Теперь я отчетливо это понимала. Возможно, это был не самый удачный политический ход с моей стороны – попрекать его упоминанием о вульгарном двоеженстве, но что сделано, то сделано, и исправлять что-либо было уже поздно. Я уповала на то, что пылкая госпожа Кобхем, хоть и была простолюдинкой, сумеет каким-то образом утихомирить горячий нрав своего любовника.
– Я сама отправлюсь в Вестминстер, – заявила я; у меня уже не было сил терпеть это изнурительное молчание и по нескольку раз в день взбираться на Винчестерскую башню (куда я, похоже, протоптала тропинку), чтобы посмотреть, не покажется ли кто-нибудь на дороге к замку. Мадам Джоанна уехала из Виндзора в свою любимую резиденцию в Хейверинг-атте-Бауэр еще до визита Глостера, так что я не могла рассчитывать на утешительные слова этой пожилой дамы, отличавшейся спокойным, рассудительным взглядом на мир.
– Я бы не советовала вам этого делать, – мрачно заметила Алиса, когда я сообщила ей о своем намерении. – Вам бы сейчас лучше затаиться. Тогда, может быть, все и обойдется. А со временем забудется.
И при удачном стечении обстоятельств забудется вместе с Эдмундом Бофортом. Я как будто слышала эту ее недосказанную фразу, но ничего не ответила. Впрочем, мы обе понимали, что ничего не обойдется и не забудется. Конфликт между Глостером и епископом Генрихом вышел далеко