Шрифт:
Закладка:
Какая же у него гладкая приятная кожа, под которой перекатываются литые мышцы. Фигура настоящего кузнеца. Эмма тесно прижалась к Эрику и вдохнула его запах. Ей нравилось в нем абсолютно все, то, как его глаза подернулись дымкой, как только она прижалась теснее, то, как он чаще задышал, когда она чуть прикусила мочку уха, то как осторожно сжались ладони на ее талии, стоило лизнуть место укуса.
— Это неправильно, — глухо прошептал он на ухо Эмме. — Мне не должно быть так хорошо. Я отбываю наказание, Эмма.
За окном фургона смеркалось. Скрипели колеса и слышалось, как перекрикиваются охранники, договариваясь об остановке на ночь, но тут в полусумраке они словно оказались в собственном, недоступном никому мире.
Эмма хмыкнула и чуть приподнялась на локтях, погладила шершавую щеку Эрика, пропустила пальцы сквозь светлые волосы.
— Думаешь, я ничего не знаю о чувстве вины? — горько спросила она. — Когда мне было пятнадцать лет я шла по улице и слушала музыку в наушниках, я тебе показывала похожее устройство в прошлом месяце. В это время моя мама возвращалась из магазина с тяжелыми сумками. Она увидела меня со спины и окликнула, но я не повернулась, так как в ушах гремела песня. Мама крикнула во второй раз, опять без ответа. Она испугалась, что со мной что-то случилось и бросилась прямо через дорогу. Она не увидела, что поменялся светофор и машина ехала со всей скоростью в нашу сторону. Водитель не успел затормозить. Маму подбросило в воздух, когда я повернулась она лежала на тротуаре в осколках стекла от банок в пакетах, с ногами вывернутыми под невероятным углом. Мама осталась жива, но с тех пор она больше не могла ходить. Вся наша жизнь переменилась.
— Мне жаль…
Эрик погладил Эмму по спине, но та остановила его утешение.
— А теперь, выслушай сокровенную постыдную правду: на самом деле, я слышала, как мама меня зовет. Мне просто было пятнадцать лет и я стыдилась ее суетливости. Мне хотелось чувствовать себя взрослой и независимой. Если бы ты знал, Эрик, как сильно я ненавидела себя. Как быстро повзрослела, когда мне стало необходимо купать ее и менять за ней пеленки. Мама была сильной и энергичной женщиной, я все это отняла у нее, заставила стать слабой и зависимой от меня с папой. Эрик, любимый, я тоже считаю себя недостойной счастья.
Горец открыл рот, чтобы ответить, Эмма поспешно приложила палец к его губам.
— Дело вот в чем, любимый. В жизни нет белого и черного. Кто может измерить мою вину и назначить искупление? Если я буду наказана, разве маме станет от этого легче? Поверь, я долго и тяжело переживала собственный проступок. Вот, что я решила. Буду жить так, чтобы успокоить совесть. Стараться помогать другим людям и не повторять ошибок прошлого. Чтобы в мире было чуть больше доброты. Никому не нужно мое несчастье, понимаешь?
Эрик глубоко вздохнул, затем крепко прижал Эмму к себе. Они обнимались, не говоря ни слова, но в этой тишине прозвучало очень многое. Эмма безмолвно заплакала от тоски по родителям. Ее плечо стало мокрым от слез Эрика.
— В ту зиму, — хрипло сказал он. — Меня проклял второй отец. Мой младший брат был больше всего похож на него, так же легко смеялся и гневался. Он нашел в горах падшего козленка, и из-за голода тут же вгрызся в мясо, обглодав все косточки. В тот же вечер у него случился жар и скрутило живот. Он сгорел за три дня. В день его похорон, меня заперли в кузнице, не дали проводить последний путь. В ушах до сих пор звучат слова второго отца о том, что я должен был сдохнуть вместо него. Это было бы справедливо, Эмма, ведь это я поручился за шпиона из Ра, который спалил наши запасы. Я жив, хотя мои друзья детства больше никогда не увидят рассвета. Если второму отцу будет легче знать, что я страдаю, то я готов перенести любые лишения, понимаешь? Как я могу наслаждаться в твоих объятиях?
21.4
Эмма видела в глазах Эрика, как тому важно услышать ее суждение. Сейчас решалась судьба их отношений. Как сильно бы ей не хотелось уверить его, что свадьба — лучшее решение, интересы Эрика были важнее. Она понимала, что пока он не искупит вину, то не сможет с чистой совестью вступить в отношения.
Она собралась с мыслями для ответа, но тут Эрик вдруг резко качнул головой и решительно поцеловал Эмму, словно скрепляя печатью свое решение.
— Этот брат виновен и недостоин, но потоки Ши связали нас. У нас в горах судьбу доверяют высшим силам. Я буду делать все от меня зависящее, чтобы заботиться о тебе. Этот горец боится, что приносит несчастье близким…
— Тогда мы два сапога пара, — закрыла его рот ладонью Эмма. — Из-за меня арестовали заклинателя, помнишь? Я тоже боюсь, очень боюсь, причинить тебе вред. Но я постараюсь быть смелой.
Они еще долго лежали в обнимку, наслаждаясь близостью. Эмма положила голову на грудь Эрика и слушала биение его сердца, пока тот пропускал ее волосы сквозь пальцы.
Именно в это мгновение тишины, Эмма осознала, что бесповоротно стала частью нового мира. Теперь у нее есть ниточка, за которую сердце привязали к новой земле. Она больше не гостья, наблюдающая со стороны за странными порядками хозяев.
Снаружи караван остановился на вечерний постой. Слышалось ржание лошадей, стук молотков о колышки при установке палаток, переругивание охранников.
— Этот брат принесет ужин, — вздохнул Эрик, нехотя разрывая переплетенные пальцы.
— Мы прошли через столько испытаний ради нового тела, — возразила Эмма. — Почему бы не испытать его в деле? Пойдем вместе.
Только сейчас Эмма заметила, что фургон был плотно забит многочисленными сундуками и тюками. Заметив ее взгляд, Эрик широко развел руки и улыбнулся.
— С Деви на границе не берут пошлин, этот брат узнавал. Как не воспользоваться?
В одном из сундуков хранились алые наряды, столь любимые Деви. Как объяснил Эрик, часть он выкупил у прислужниц, а остальные заказал, пока ждал Эмму на границе.
Эрик помог Эмме одеться, так как она все еще покачивалась от слабости и не могла самостоятельно стоять. Он тактично закрыл глаза и отвернулся, пока она надела сначала облегающую белую рубашку, затем красное платье из плотной ткани. Сверху две летящие прозрачные накидки и широкое колье из
