Шрифт:
Закладка:
– Я не боюсь.
– Тогда в чем…
– Я не хочу, чтобы ты потом жалела.
О Джетро…
Я сняла его руку с локтя и положила себе на плечо. Приподнявшись на цыпочках, я нежно-нежно поцеловала Джетро, надеясь передать (вместе с энергичными поглаживаниями внизу) силу моей любви и сложность чувств.
– Я никогда не пожалею о тебе, – торжественно пообещала я.
У Джетро вырвался прерывистый вздох, и я почувствовала, как напряжение постепенно оставляет его.
Эти слова оказались волшебными – а может, не слова, а то, что я делала у него в боксерах. В любом случае, Джетро не пытался больше меня остановить, и я встала коленями на подушку из спальных мешков, спустив заодно его трусы до самых щиколоток и с удовольствием ощущая под пальцами его ноги – бедра и под коленями.
Темнота окутывала нас плотным пологом. Я очень хотела его видеть, но безлунная ночь скрывала от меня обнаженное тело Джетро. Зато я его чувствовала – тяжелый, напряженный и гладкий. Без дальнейших прелюдий я взяла его в рот и застонала.
Потому что в этот момент меня затопило глубочайшее удовлетворение. С каждым движением моих губ и с каждым вырывавшимся у Джетро прерывистым вздохом удовлетворение росло, расцветало, наполнялось, как воздушный шар, вытесняя пустоту, образовавшуюся за недели тягостного ожидания. Теперь, когда я смогла дать себе волю, я вполне ощутила всю полновесность своего желания. Накопившаяся неудовлетворенность бесследно исчезла.
Я хотела дать, не ожидая ничего в ответ.
Я хотела, чтобы Джетро задыхался от моей любви и прикосновений.
Я хотела любить его.
И я это сделала.
Ни одна попытка достичь чего-то прекрасного не пропадает втуне.
Хелен Келлер
~ Джетро ~
– Сиенна, – потянулся я к ней.
– Джетро, – отступила она.
– Ты меня убиваешь…
– А мне ты кажешься вполне здоровым, – заявила она, проведя по мне вверх-вниз лучом фонарика, пока я кое-как застегивал ремень.
Я еще раз попытался ее схватить, и снова она уклонилась, выключив фонарик и присев на сложенных спальных мешках. Поэтому я, разумеется, погнался за ней, опустился на колени перед ее согнутыми ногами и обнял за бедра.
– Нельзя же сделать то, что ты только что сделала, и…
– Ты имеешь в виду феерический минет своему бойфренду?
Я нахмурился, потому что воспринимал это как неизмеримо большее, чем просто оральный секс. Называть то, что только что делала Сиенна, простым минетом, – все равно что окрестить «Лунную сонату» Бетховена песенкой. Случившееся не входило в мои планы на вечер. Я намеревался минимум повторить то, что произошло после первого Сиенниного пончика от Дейзи, но в этот раз рассчитывал снова услышать сладострастные звуки, вырывающиеся у нее, увидеть ее обнаженную кожу. Я хотел неторопливо ласкать ее тело, изучая каждую атласную складочку.
Но Сиенна меня удивила: в тот момент я ничего так не хотел, как ее губ на моем теле. Причем «хотел» – мягко сказано.
– Ты же не ждешь, что я все так и оставлю, не оказав тебе ответной услуги?
И снова «хотел» было бы самым меньшим, что я мог бы сказать. Я потянул ее за ноги, уже предвкушая вкус ее тела.
– Это не было услугой.
– Ну, тогда подарком небес.
– И подарок тут ни при чем, – сказала Сиенна серьезнее, чем я ожидал, и я замер, пытаясь разобрать в темноте выражение ее лица.
Продолжалась ночь, но мы, Уинстоны, видим в темноте лучше большинства людей. Луны на небе не было, но и при свете звезд я смог рассмотреть прекрасное лицо Сиенны. Мне хотелось любоваться ее обнаженным телом в звездном свете, смотреть, как ее груди ходят ходуном от возбужденных вздохов, когда мой язык проникнет в ее…
Боже милостивый…
Я даже задохнулся, настолько сильно я ее хотел.
Сиенна отвернулась – я различал лишь ее профиль. Она словно вглядывалась в окружающую черноту.
– Сиенна, – я снова потормошил ее за ноги, желая, чтобы она приподняла бедра, а я стянул бы колготки, обнажив шелковистую кожу.
Сиенна накрыла мои руки своими, придерживая, а в глазах ее читалось глубокое волнение, когда она снова посмотрела на меня:
– Почему ты никогда не заходишь в мой трейлер по утрам?
Это прозвучало прямо-таки обвиняюще. Я начал что-то отвечать, но Сиенна перебила меня новым вопросом:
– И почему не проводишь со мной наедине ни минуты, если не считать поездок на площадку, к вам на ужин или к Хэнку на озеро? Ты меня высаживаешь и сразу уезжаешь!
В ее голосе слышалась обида, и обида же плескалась в широко раскрытых глазах. Меня точно обожгло.
– Сиенна… – Я замялся, подбирая слова.
Ее гнев меня ошарашил и озадачил. Я должен был объясниться. При этом мне необходимо было ее обнимать, и я видел, что и ей это нужно. Поэтому я ее обнял.
Я сгреб ее в охапку и прилег на спальные мешки. Сиенна не сопротивлялась, прижавшись теснее, зарывшись лицом мне в шею и схватившись обеими руками за рубашку.
Теперь, когда мы словно срослись телами, я начал снова:
– Мы не проводили время наедине, потому что у нас не было места уединиться.
– А мой трейлер, а моя комната в доме на озере, а…
– Светик мой, это не места для уединения.
– Нормальные места!
– Недостаточно уединенные. Потому что, Сиенна, слышно, когда ты кончаешь… Только не подумай, что я жалуюсь, совсем наоборот. Мне очень нравится, когда тебе хорошо.
Она фыркнула:
– Ты хочешь сказать, что ты не… ну… не se avienta el mañanero, потому что тебе подавай полное уединение?
– Не совсем понял.
– В переводе «реализовать утренний стоячок». Ну, разжечь огонь страсти с помощью сам понимаешь какого колышка!
От этого я невольно ухмыльнулся, потому что мы обязательно начнем регулярно «реализовывать утренний стоячок», и, надеюсь, скорее раньше, чем позже. Придется подучить испанский и будить Сиенну, шепча ей на ухо такую дивную фразу.
Отложив пока эту мысль, я быстро ответил:
– Нет, мне не обязательно полное уединение… – Немного подумав, я поправился: – Не обязательно, но желательно.
Сиенна усмехнулась. Смех прозвучал огорченно.
– Тебе придется объясниться.
Я обнял ее покрепче и переплел наши ноги.
– Сейчас, вот конкретно сейчас, я хочу, чтобы то, что у нас происходит, оставалось между нами. Я знаю, что очень скоро все изменится. Я знаю, что мне придется делиться тобой со всеми двинутыми поклонниками с их грязненькими списками. Но сейчас я хочу тебя только для себя. То, что мы с тобой пытаемся построить, – это только наше, и мне это важно. Кому-то объявлять я пока не готов.