словом для него. Это было сравнительно небольшое здание, хотя и красивое, высеченное из цельного куска камня. Каждая его грань была покрыта затейливой резьбой, каждая из которых рассказывала о богах Белого Пантеона.

По мере того как мы поднимались по ступеням, колонны по обеим сторонам прохода тоже рассказывали эти истории. Протянутые руки Витаруса, бога изобилия и голода, одна из которых уговаривала собрать урожай, а другая распространяла чуму. Икс, богиня секса и плодородия, кладет бутон розы в чрево плачущей женщины, даруя ей ребенка. Каждая колонна была данью уважения другому богу, их значение в иерархии Белого Пантеона возрастало по мере того, как мы поднимались выше. Я не могла не остановиться у колонны Акаэи, на полпути вверх по ступеням: она стояла прямо, с завязанными глазами, из ее вытянутых рук свивалась паутина, безликие силуэты попадались в нее, как мухи в паучью сеть. Все мы находились во власти судьбы — во власти неизвестности.

Я потрогала повязку на глазах, сглотнула неприятное чувство вины и продолжила идти.

Колонны для Ньяксии, конечно, не было. Ее и не должно быть для богини, отвергнутой и изгнанной Белым Пантеоном. Атриус едва взглянул на резьбу. Возможно, к этому времени он уже привык к тому, как люди поклоняются своим богам. А может, после всего, что ему пришлось пережить, боги теперь вообще ничего для него не значили.

Мы молчали, пока не оказались на вершине лестницы — пустой лестницы — и Атриус наклонился, чтобы прошептать мне на ухо:

— Что-нибудь?

Нити были настолько безмолвны, настолько лишены жизни, что это было почти некомфортно. Ощущение было… неестественным, словно нитями как-то манипулировали, совсем не похожее на то, что я чувствовала на Вератасе. Только вот если там душа острова была настолько подавляющей, что я фактически ослепла, то здесь все было наоборот — тишина, заглушающая все вокруг.

И все же где-то глубоко в стенах замка я чувствовал… что-то. Я не была уверена, что именно. Король Пифора? Одинокая душа, находящаяся далеко в каменном доме, могла бы почувствовать это. С такого расстояния трудно было сказать.

— Он там, — сказала я с большей уверенностью, чем чувствовал.

— Больше никого?

Атриус не скрывал своего беспокойства. И правильно. Все это казалось неправильным.

Я покачала головой. Никого из нас этот ответ не утешил.

Мы добрались до вершины. Две колонны, охранявшие вход, воздавали почести лидеру Белого Пантеона — Атроксусу, богу солнца. Ирония судьбы, ведь это место, столь погруженное в туман, скорее всего, никогда его не видело.

Казалось, все слишком просто — просто открыть входную дверь и войти. Еще проще, если бы дверь была не заперта. Когда Атриус положил руки на обе стороны двойных дверей и толкнул их, я была просто потрясена, когда они распахнулись.

Перед нами расстилалась полоса прохладного туманного света, проливавшегося в огромную, величественную комнату, и наши силуэты вырисовывались на плиточном полу. Факелы и фонари выстроились вдоль стен, как будто это место было занято несколько минут назад, но внезапно опустело. Словно в любую секунду из всех этих затемненных дверных проемов может высыпать толпа богатых лордов и леди, разлегшихся на различных бархатных диванах с дорогими винами в руках.

Перед нами, в конце длинного ковра, через всю огромную комнату, находился большой арочный дверной проем, а за ним — ступени, ведущие наверх.

О планировке дворца Короля Пифора сохранилось мало записей. Здание было древним, одним из самых старых во всей Глаэи. Когда двадцать лет назад король захватил власть, он постарался уничтожить как можно больше описаний этого места. В конце концов, он был очень параноидален, и чем меньше кто-либо знал о планировке его дома, тем лучше.

Но никто не мог стереть все упоминания о тысячелетнем памятнике, и никто не умел собирать информацию лучше, чем архивариусы Арахессенов. Я изучала каждый клочок бумаги, который могла найти, каждое обыденное письмо из дворов предыдущих королей, чтобы составить картину того, с чем я столкнусь, когда однажды мне удастся убить Короля Пифора.

Я знала, что находится за этими ступенями.

— Тронный зал, — прошептала я. Слова застряли у меня в горле. Мой пульс участился, а руки вспотели на клинке.

Глаза Атриуса впились в мое лицо, когда его шаг совпал с моим.

Мы пересекли комнату, оставив позади холодную тьму туманных равнин и окунувшись в теплую темноту замка, где сильно пахло цветами Пифора и плесенью. Неощутимое присутствие, которое я чувствовала снаружи, становилось все сильнее, хотя и оставалось… странным, которое я не могла определить.

Мы прошли под аркой и поднялись по лестнице. Шаг за шагом перед нами открывался тронный зал: сначала изящный арочный потолок, расписанный сколами фресок с изображением гнева богов, затем золотая лепнина и встроенные в него кронштейны для витражных фонарей.

Мы поднялись на самый верх лестницы. Тронный зал был таким же величественным, как и много веков назад, по словам древних посетителей. Возможно, для тех, кто видел его глазами, он был еще грандиознее, но его красота была настолько агрессивной, настолько витиеватой, что я все еще ощущала ее сквозь нити.

В конце длинного-длинного зала стоял единственный трон, возвышавшийся на помосте.

А в кресле, откинувшись на одну сторону, сидел Король Пифора.

На мгновение мы с Атриусом напряглись, ожидая крика, приказа, признания.

Но ничего не последовало.

Я нахмурила брови. Челюсть Атриуса сжалась.

Я не могла избавиться от странного онемения нитей, от неестественной тишины, которая ощущалась как вата, заложенная в уши, но все же последовал за Атриусом, когда тот пересек тронный зал, его шаги были твердыми и длинными, меч наготове.

Король Пифора не двигался и не говорил.

Мы были уже в нескольких шагах от него, когда я поняла, почему.

— Атриус, — задохнулась я, когда он поднял меч и вогнал его в грудь короля, пронзив слои пурпурного шелка и пестрой кожи.

Король попятился. Его глаза, безучастно смотревшие в даль, дрогнули.

Атриус долго стоял, сжимая меч, глаза его сузились сначала в замешательстве, потом в осознании. Возможно, он заметил и все остальные отметины на теле короля — пару-тройку порезов на горле, разрывы на груди, жестокую отметину, возможно, от стрелы, прямо над сердцем.

Судя по тому, что плечи Короля Пифора постоянно — неестественно постоянно — поднимались и опускались, он был не мертв.

Но и живым он, конечно, не был.

Он был дышащим трупом, и мы даже не были первыми, кто его убил.

Атриус попятился назад, выдергивая меч. Густая багровая субстанция, окрасившая его меч и растекшаяся по открытой ране, лишь отдаленно напоминала кровь.

— Что за… — пробормотал