Солнышко чуть-чуть посветило и спряталось. Снова набежали тучи. Ветер принес водяную пыль приближающегося дождя. Но картина, подаренная природой всего-то минут на пятнадцать-двадцать, до сей поры держится в памяти.

Земля эта с незапамятных времен была русскою. Уже в девятом веке ее коренные жители — саамы или лопари, «лопь» — союзники новгородцев в борьбе против скандинавов-норманнов, разорявших набегами край, грабивших соль, красную рыбу, моржовый клык, ворвань, пух и пушнину.

До сей поры сохранили берега Студеного моря новгородские названия. Так северная часть Кольского полуострова, примерно до мыса Святой Нос, зовется Мурманским (норманнским) берегом. Восточное и юго-восточное побережье у Горла Белого называется Терским берегом. Западная кромка Белого моря до самого устья реки Кемь — Карельский берег.

Последний поворот дороги — и перед глазами в затуманенной дали возникает, как видение, белая башня с пристроенным к ней длинным зданием — кораблем. Неправдоподобное зрелище среди дикой и пустынной тундры! Это буровая. Она стоит у кромки воды озера. И прямо из первозданности природы мы попадаем в теплое светлое здание то ли завода, то ли НИИ. Пожалуй, это веяние времени. Во многих городах сегодня можно увидеть на зданиях буквы «НПО» — научно-производственное объединение. Симбиоз науки и техники, теории и практики — символ прогресса нарождающегося третьего тысячелетия на календаре цивилизации.

Действительно — внизу, на первом этаже, цех. Здесь нарезают, проверяют на дефектоскопе бурильные трубы. Испытывают, «мучают» их, прежде чем допустить в дело. На втором этаже светлые, просторные лаборатории, залы для работы геологов — точные приборы, геологические карты, разрезы. Рядом кернохранилище — святая святых экспедиции; тут хранится керн — главное, ради чего бурится сверхглубокая, — тонкий столбик горных пород, извлеченных из скважины.

А больше всего поражают с первого же взгляда люди... Передний край всегда труден. Он требует людей особого склада, особой закалки, настойчивости, принципиальности, высочайшей научной честности. Именно таких людей мы встретили на Кольской СГ‑3. Геологи с удовольствием водили нас по своему обширному хозяйству, откровенно и бесхитростно хвастались.

Экспедиция, в которой со всеми подсобными рабочими, буровиками, геологическим и производственным персоналом насчитывается около трехсот пятидесяти человек, живет своеобразной жизнью.

Небольшое «научно-производственное объединение» находится в относительной изоляции. Вместе живут, вместе работают, вместе проводят свободное время; и почти постоянно в экстремальных условиях, и природных, и технологических... Каждый человек и на виду и на счету. Поневоле приходит сравнение с большим космическим кораблем в дальнем полете!

Вероятно, самое трудное — создание в таком коллективе особого микроклимата, способствующего жизни и работе. И первое, что мы ощутили, — это атмосферу именно такого микроклимата.

Не секрет, что так бывает далеко не всегда, в Кольской экспедиции этого добились. Здесь практически не знают, что такое текучесть кадров. И уже в первый день мы поняли, что попали в коллектив, где друг о друге говорят только с дружеским уважением, где все сотрудники, начиная от руководства и кончая техниками, рабочими, водителями, преимущественно говорят «мы». «Мы прошли», «мы исследовали», «мы ликвидировали аварию», мы, мы, мы... Думается, в этом — один из секретов общего успеха...

Мы задавали простые вопросы... Экспедиция работает 13 лет. За это время пробурены километры земных толщ, вложены миллионы рублей государственных денег. В чем окупаемость скважины?

Допустим, что сверхглубокая скважина так же нужна науке, как и полеты к другим планетам. Но зачем было загонять ее на край света? Не проще ли «сверлить» землю в Подмосковье, рядом с Министерством геологии, или под Ленинградом, в непосредственной близости к научно-производственной базе?

Все эти вопросы оказались простенькими только снаружи...

Земля знакомая и неведомая

Что мы знаем о внутреннем устройстве нашей родной планеты — мы, люди конца XX века? Казалось бы, и много, и... ужасающе мало. Да, мы раскрыли кладовые недр, богатства которых обеспечили и небывалый взлет технической цивилизации, и метаморфозы НТР. Но ведь за пределами булавочных уколов буровых скважин и крошечных дырочек шахт, самая глубокая из которых едва преодолела четырехкилометровый барьер, недра нашей планеты остаются ее самым большим «белым пространством» — причем пространством, практически неисчерпаемым, как и дальний космос.

Нам еще со школьной скамьи известно, что в центре Земли есть ядро, и оно, вероятно, двухслойное (внешнее и внутреннее); вокруг ядра — мантия, как мякоть персика. Мантия как будто бы тоже состоит из внутренней и внешней частей. Но спросите любого геолога, а не хотелось бы ему подержать в руках кусочек вещества мантии, да что там мантии — посулите ему образчик из базальтов, подстилающих гранитный слой земной коры. У каждого глаза загорятся и руки задрожат. Ведь мы только предполагаем, что земная кора, или литосфера, окутывающая, подобно кожуре персика, таинственную мантию, трехслойна. Под ее осадочными породами — сланцами, песчаниками, известняками — есть гранитный слой, а под ним «должен быть» базальтовый... Но этих базальтов пока еще никто не видел... До них не дошла ни одна скважина. Вот Кольская сверхглубокая должна была дойти, но...

Тут необходимо сказать, что все источники наших представлений о базальтовом слое, о мантии, пока косвенные. Они основаны на «простукивании» да на «прослушивании», на косвенных геофизических методах исследования недр, на гипотетических расчетах и предположениях. Получить же точный ответ можно, лишь подержав в руках керн — образец, вынутый с заданного горизонта, подвергнув этот керн всем мыслимым и немыслимым физико-химическим, минералогическим, радиометрическим и прочим исследованиям.

Пока, пожалуй, больше всего сведений о недрах дал сейсмический метод. При землетрясениях и при специально устраиваемых взрывах частицы вещества Земли упруго сдвигаются, толкают соседние — и возникают сейсмические волны. Они, как рентгеновские лучи, «просвечивают» тело планеты, приоткрывая ее внутреннее строение. Будь Земля однородной — скорость распространения сейсмических волн была бы везде одинаковой. Но на разных глубинах, по-видимому, встречаются слои разной плотности. Они преломляют и отражают волны, возвращая их наружу, где стоят приборы сейсмологов. Потом, по виду кривых на лентах самописцев, специалисты определяют пути волн и возможное положение отражающих слоев. Академик Б. В. Го лицын в свое время даже сравнивал землетрясения с фонариком, на мгновение вспыхивающим в недрах и освещающим мрак глубин... В 1909 году югослав А. Мохоровичич, изучая землетрясения в окрестностях Загреба, обнаружил на глубине границу, которая, по его мнению, отделяла земную кору от мантии.

Лет пятнадцать спустя австриец В. Конрад выделил внутри литосферы еще один рубеж. Выше него скорость распространения сейсмических волн была такой же, как в земных гранитах, ниже — как в базальтах. Границу базальтов и гранитов назвали «поверхностью Конрада». Что она собой точно представляет — никто и понятия пока не имеет. Ведь и «гранитный» и «базальтовый» слои — это вовсе не те граниты