Шрифт:
Закладка:
— По стране таких вот школ искусств примерно двести, — рассказывает он. — Они есть и на Камчатке, и в Поволжье, и в Белоруссии — и всюду они разные. У нас пока только два отделения, в других местах бывает до четырех. Начали они быстро возникать в 1978 году, но в 1980‑м дело что-то подзатихло. Все идут споры: а что такое, собственно, школа искусств? Мнения разные, определенности нет. Первоначально задумывали так, чтобы одно отделение, например музыкальное, было основным, а с другими искусствами только знакомить, но так не всегда получается. В учебных планах трудно согласовать разные искусства. Вот у нас хореография — без музыки танцевать невозможно, но обязателен ли музыкантам балет?
— Много желающих учиться в вашей школе? — спрашиваю я.
— Помещение старое, — виновато говорит он, словно сам в ответе, что до сих пор не построено для школы здание — она ютится в небольшой части старой гостиницы, — мы не можем принять всех, кто хочет. Стараемся, конечно. Очень трудно со снабжением — оно не централизовано. В общем, суть дела изменилась, а организация его осталась прежней... Все держится на энтузиастах, на общественной работе...
И он думает о трудных подростках — хочет открыть эстрадное отделение, поскольку молодежь тянется к музыкально-вокальным ансамблям так сильно, что эта тяга может отвлечь многих от проблем, связанны с повзрослением.
— А дискотека?
— Она, знаете ли, все больше превращается в танцы с выпивкой. И потом она хороша для отдыха, но люди-то там пассивны, они только берут, потребляют, ничего не давая другим...
Сам ли он стал думать над проблемой, как соединить искусство со спортом, или Василий Иванович ему эту задачу подкинул, только об их соединении он размышляет, видя решение в создании балета на льду.
Да, светло на душе от школы искусств, только вот здание для нее ой как надо скорее построить. И сделать это может все тот же гигант — объединение «Апатит».
...В Апатитах председателем горисполкома был В. Е. Бессмертный, давний друг Василия Ивановича. Наверно, можно было бы написать особый рассказ о дружбе Василия Ивановича с Василием Ефремовичем. Дружили они со студенческих лет, работали оба на комбинате «Апатит», почти одновременно обоих «взяли на власть». Василий Ефремович Бессмертный пошел в Апатиты, Василий Иванович Киров — в Кировск. Дружат они, дружат их жены, дружат их дети. Обоим по пятьдесят, а это, согласно нашим понятиям сегодня, еще вполне молодые граждане для руководства.
Трудно себе представить людей внешне более противоположных. Василий Иванович массивен, вальяжен, медлителен, Василий Ефремович худ, порывист, стремителен. Василий Иванович вынашивает решение долго, затаенно, не высказывает его, пока всесторонне не обдумает. Василий Ефремович принимает решения быстро, формулирует их четко и словно недоумевает — а что тут долго думать, когда все ясно? Василий Иванович осторожен, Василий Ефремович решителен. Так и хочется сказать, что облик каждого при равенстве в годах сформирован именно городами, которыми они управляют, — медленно, долго и трудно росшим Кировском и быстро, без мук рожденными Апатитами. А может быть, за Василием Ивановичем традиции северного русского крестьянства и в душе он до сих пор крестьянин, а Василий Ефремович — горожанин?
В отличие от Кировска, Апатиты расположены на равнине, они лежат как на ладони — светлый, современный красивый город, судьба которого — тоже как на ладони.
— Да, мы с ним из одного Кировска, — говорит Василий Ефремович и улыбается Василию Ивановичу. Друзья относятся друг к другу бережно, не очень позволяют иронию — знают, что ирония легко приводит к охлаждению отношений.
— Но, — вставляет Василий Иванович, — говори свое «но»...
— Скажу, — говорит Василий Ефремович. — Вот у него уже есть роддом, а теперь ему строят еще один. А у нас барак...
— Ну уж — барак, — говорит Василий Иванович. — Это где же у тебя в городе бараки? А?
— Ну, не барак, конечно, в буквальном смысле, но и не то, что надо, — говорит Василий Ефремович. — Теперь возьмем поликлинику — у него не хуже поликлиники, чем у нас. А кому новую строят? Ему!
— Мне, — говорит Василий Иванович. — Я доказал, что мне нужнее.
— И так во всем! Все ему и ему!
— Ну уж все...
— Конечно, тебе. Но Апатиты-то важнее...
— Понимаете, — говорит Василий Иванович, — когда Апатиты строили, тут в основном и давали жилье. А в первую очередь кому? Лучшим людям давали. Вот у него кадры и посильнее собрались, ему и работать легче.
— Легче! — горестно восклицает Василий Ефремович. — Свету божьего за работой не видишь!
Это верно. Когда я договаривался с Василием Ефремовичем о встрече и спросил его, когда он свободен, он бодро ответил: «Никогда»...
— Между прочим, — продолжает он, — Кировск, если говорить откровенно, расти не будет...
— Ну уж, не будет, — вставляет Василий Иванович.
— Знаете, была даже идея — возить рабочих на рудники из Апатитов. У нас же здесь почти вся обработка и апатита и нефелина. В районе уже сто тысяч жителей, а сколько еще будет? Вот видите...
— Это мы еще поглядим, кто нужнее, — говорит Василий Иванович и начинает ходить по комнате.
И я понимаю — думает. Дружба дружбой, а города-то разные...
— Вы не поймите нас неправильно, — говорит Василий Ефремович. — У нас с ним полная полярная взаимопомощь — если ему что-нибудь надо, я всегда готов помочь.
— Помочь, помочь, — ворчит Василий Иванович. — А рабочих давал? А фондами делился? Вот именно — полярная...
— Так это же невозможно было никак! — улыбается Василий Ефремович. — Никак невозможно!
— Невозможно, невозможно, — бурчит Василий Иванович и вдруг тоже улыбается. — Ничего, еще поглядим, кто нужнее.
Дружат друзья-соперники, мэры двух городов, поднявшихся в разное время на одном камне — апатите...
Все противоречия они забывают, когда говорят о красоте этих мест и своей к ним привязанности.
— Это трудно объяснить, — говорит Василий Ефремович, — но есть в этих местах своя притягательность. То ли воздух здесь особенный, то ли горы и озера такие, но уедешь — и тянет назад. И знаете, что я вам скажу, — люди у нас на Севере лучше, чем на материке. Скажи, Василий Иванович, прав я?
— Лучше,
