— Это ты о чем? — изумляется Василий Ефремович.

— О чем, о чем, — снова повторяет Василий Иванович. — Про людей это верно. Я считаю, что коммунизм придет с Севера.

— Это точно, — подхватывает Василий Ефремович.

— Ну, ты без громких слов, — неожиданно сердится Василий Иванович. — Коммунизм, коммунизм...

— Так это же ты сказал!

— Ну я, допустим, сказал. А ты трезво жизни в глаза смотри. Забыл, что тут было?

Разное тут было...

Была, например, 5 декабря 1935 года здесь лавина, которая погубила много людей. Об этом стихийном бедствии писали тогда газеты, а в наше время подробно рассказал Ю. Помпеев в книге «Останется имя». Тогда же принято было решение соорудить жертвам лавины памятник. Намерение это пока еще не осуществили — может быть, отчасти потому, что обвалы повторялись, уносили новые жизни и исключительность такого события была несколько затушевана. Уже зная, что памятника нет, отправился я все-таки на старое кладбище у подножья Айкуайвентчорра в надежде найти и там полезные исторические сведения — в некотором смысле кладбища являются каменным и деревянным архивом нашим, и на них можно обнаружить подчас поразительные документы. Забегая вперед, скажу, что ничего такого там не нашел, лишний раз убедился в недостаточно бережном хранении прошлого, впрочем кладбище, на котором уже не хоронят, является, по существу, тем самым памятником, который пока не возвели.

Лежит оно в низине, густо заросшей рябинами да березами, для этих мест достаточно высокими — метров до пятнадцати. Здесь пусто и безлюдно. Метнулся в сторону и исчез заяц. Гаревая дорожка довела меня до братских солдатских могил — за черно-белыми оградами камни с рядами фамилий. На мраморной плите, одной из многих, имена:

Старший сержант

Софронов Дмитрий Николаевич

25.IХ.1944

Рядовые

Мухин Павел Кузьмич 18.XI.1942

Тикка Вена Петрович

1918 — 8.VI.1943

Моторин Владимир Георгиевич

1919 — 11.Х1.1941

Ерошенко Георгий Андреевич

14.V.1944

Шумилов Дмитрий Васильевич

1907 — 29.IV.1944

Дальше гаревая дорожка не вела, там начинались могилы индивидуальные: атеистические пирамидки со звездой вперемежку с православными крестами — синими, зелеными, почерневшими от времени, кое-где уже упавшими, чаще всего без имен, но иногда и с сохранившимися именами.

Из низинки вскоре начинался подъем по склону.

Вот могила знаменитого Григория Пронченко, погибшего на противолавинной службе; вот могилы жертв обвала 16 февраля 1938 года... А вот никому, наверно, не известная «Юля» неподалеку.

Много скамеечек. На одной я присел отдохнуть и вдруг, глядя на березы, впервые в жизни увидел, насколько поверхностно называть их здесь «белыми». Вне всяких сомнений, березы, на которые я смотрел, не были белыми — сквозь их исхлестанную белизну явственно проступал, словно светился изнутри, розоватый оттенок, порой сгущающийся до коричневатости, порой даже слегка красноватый. В чем тут дело, я не знаю. Может быть, это особенность берез именно в этих хибинских тундрах и она вызвана особым составом почвы, питающей деревья, может быть, это разновидность березы такая. С тех пор я внимательно всматриваюсь в стволы берез — и почти повсеместно убеждаюсь, что к их белизне обязательно примешивается то зеленоватый, то желтоватый, то розоватый оттенок. Видимо, думаю я, это такое свойство природы, что не выдерживает она черного и белого и обязательно добавляет и другие краски, полутона и всякую игру цвета. Таково уж, наверно, свойство жизни...

Памятник жертвам лавины... Что ж, его поставить никогда не поздно, пока крепок для него постамент — наша жизнь, наша Россия во всей ее красоте...

— Напишите о Кировске как о городе большой химии и большого спорта! — напутствует меня Василий Иванович.

Я молчу.

— Мы победили! — говорит он вдруг и обнимает меня от избытка обуревающих его мыслей и чувств.

— Это только громкие слова, — поддразниваю его я. — Победили, победили... Выжили, а вы — победили!

Он отпускает меня, мрачнеет и говорит тихо и укоризненно:

— Неужели вы не понимаете? Не понимаете, что для нас тогда выжить — это и значило победить?

1981

Лев Куклин

Анатолий Томилин

Александр Шалимов

РЕПОРТАЖ ИЗ ПОДЗЕМНОГО «КОСМОСА»

Маршрут нашей поездки пролегал через Мурманск, каменистые тундры на северо-западе Кольского полустрова, через город геологов и горняков Заполярный. Конечной точкой были суровые берега озера Вилгис-Коддео-айвинярви.

Именно там, среди пустынных тундр, уже тринадцать лет осуществляется один из удивительнейших проектов нашего времени: прорыв в глубокие недра планеты — в загадочный подземный «космос».

В век НТР бурение сверхглубоких скважин, подобно исследованиям атомного ядра, океанических глубин, космоса, это не только самый передний край науки и технологии, но и зримый показатель уровня технических и научных возможностей государства.

Кольская сверхглубокая — рекордсмен глубинности бурения. Перешагнув глубину одиннадцати с половиной километров, она оставила далеко позади все зарубежные достижения. Кроме того, это единственная в мире сверхглубокая скважина, пробуренная в древнейших кристаллических породах Земли, в самом «темени» Балтийского щита, возраст которого исчисляется миллиардами лет. Она же безусловный рекордсмен и по ошеломляющим открытиям, которые позволила совершить. Но о них чуть позже...

На пути к переднему краю...

На последнем этапе пути к сверхглубокой Кольской скважине СГ‑3, от города Заполярного до буровой, дорога петляет. Наш «газик» с рычанием берет подъемы, объезжает выбоины и валуны. Низкое серое небо. Перемежающийся дождик. Кругом всхолмленная пологими безлесными сопками каменистая поверхность; тусклые, похожие на лужи, озера с плоскими берегами. Тоска... И вдруг, когда мы уже приближались к цели, в случайный разрыв между тучами выглянуло солнце. Тундра просияла. Именно «просияла», другого слова тут не придумаешь. Как скромница — неяркая и незаметная в толпе, взмахнула вдруг ресницами и глянула в самое сердце голубыми озерами. Зарделась румянцем ягодника, расцвела мягкими переливами мхов...

— Стойте, стойте, пожалуйста! Позвольте выйти, взглянуть...

Геологи смотрели на своего спутника и коллегу с полным пониманием. Кому, как не им, знакомо чувство восторга первооткрывателя красот природы. Хотя сами-то они и попривыкли, конечно: когда-то оба, и Шалимов, и Куклин, работали в этих местах. Машину остановили. Томилин щелкает фотоаппаратом в тщетной надежде запечатлеть, увезти, сохранить и передать другим... Что сохранить? Что передать? — Восторг. Серые россыпи валунов и белоснежные водопады... Карликовые березки...