«На это потребуется время. Хорошие вещи, исцеляющие, ведущие к росту, часто бывают такими. Победы достигаются терпением, выдержкой и маленькими постепенными шагами».

В те моменты, когда я чувствую слабость, лежу ночью в постели и читаю, думая о Зигги, которая сыпала на книгу крошки от печенья; готовлю блюда из всех ингредиентов, которые она помогла мне купить; занимаюсь йогой с Ларсом и командой, жалея, что вместо этого не занимаюсь агрессивной йогой с Зигги, я думаю о том, что будет день, когда я почувствую, что разобрался со своим дерьмом и привёл себя в порядок настолько, что стал достоин попросить Зигги о большем.

И тогда я думаю о том, что совсем потеряю её, если мне посчастливится быть с ней кем-то большим, чем другом, а потом всё пойдёт прахом. Вдруг один неудачный день или выбор может разрушить самые богатые и здоровые отношения, которые у меня когда-либо были?

— У тебя такой вид, будто ты немного напуган, Проблема, — Линни наклоняется ко мне, пока на экране не остаются только бледно-голубые глаза и каштаново-чёрный локон на лбу. — Тебе нужно заклинание, чтобы помочь?

Я сглатываю, затем прочищаю горло.

— Конечно, Линни. Я приму любую помощь, которую смогу получить.

Рен улыбается, когда Линни поднимает телефон, сжимает свою крошечную трость и опирается на неё, как это делает Фрэнки, затем произносит какое-то заклинание, которое звучит удивительно похоже на шведскую фразу, которую, как я слышал, Зигги бормочет себе под нос, когда я испытываю её терпение. Я тоже улыбаюсь.

— Вот так! — она хлопает в ладоши, и за кадром раздаётся удар трости. — Всё готово.

— Ты лучшая.

— Удачи, Проблема. Удачи, дядя Рен. Забей мне гол. Нет, два. Нет, три!

— Мы сделаем всё, что в наших силах! — говорит ей Рен. — Пока, Линни. Люблю тебя.

Она наклоняется и прижимается губами к экрану, превращая картинку в размытое розовое пятно с громким чмокающим звуком.

— Люблю тебя, покаааааааааа.

Звонок заканчивается.

— Она такая классная, — Рен убирает телефон в карман, затем поворачивается ко мне. — Спасибо, что присоединился к этому разговору. Она спрашивала о тебе.

Мой желудок делает сальто.

— Вот как?

— О, Линни просто помешана на тебе. Она всё время спрашивает, когда Проблема придёт на воскресный семейный ужин.

Я широко улыбаюсь.

— Не буду врать, мне нравится, что она называет меня Проблемой.

Рен смеётся.

— Зигги хихикает каждый раз, когда она так говорит.

Моя улыбка увядает. Я думаю о Зигги, сидящей за столом со своей семьей, о том, как ей, вероятно, хорошо со своей племянницей, если она хотя бы наполовину так же хороша с ней, как была хороша с детьми на благотворительном вечере на роликовом катке. Как и Рен, она с каждым из них опускалась до их уровня, видела их, вовлекала в работу, была по-настоящему добра и внимательна.

Я думаю о том, как бы мне очень понравилось сидеть за тем столом с Зигги и всеми этими шумными Бергманами, в столовой, переполненной тем же хаосом, который окружал меня во время её игры.

— Кстати, спасибо, что помог отвлечь её вопросами по заклинаниям, — говорит Рен. — Если бы она снова заговорила о рвоте, я бы, наверное, распрощался со своим обедом, — Рен содрогается. — Я правда не выношу рвоты. Говорить об этом. Думать об этом…

— Зензеро! — кричит Фрэнки из коридора, направляясь к нам, как настоящая крутышка, постукивая тростью по полу. На ней длинный чёрный пуховик, её обычные чёрные с серебром кроссовки, чёрные слаксы и серо-вересковый свитер с V-образным вырезом. Цвета «Кингз». — Я искала тебя.

Он улыбается, глядя на неё натурально глазками-сердечками. Я забыл, что означает прозвище, которое использовала Фрэнки, но каждый раз, когда она это делает, Рен превращается в кашицу.

— Привет, кнопочка любви.

— Не вешай мне сейчас эту милую лапшу на уши, Карл Клейтон из ESPN — тот самый Карл Клейтон только что нашёл меня и сказал… Привет, Шар, — она кивает Крису, который проходит мимо нас, окидывая повторным взглядом.

Он выпрямляется, как рядовой, только что встретивший своего командира, а затем улыбается в её сторону. Не все бывшие сотрудники могут просто так прогуливаться здесь, но даже если бы Фрэнки не была замужем за Реном, коллективная ностальгия по тем дням, когда Фрэнки была их специалистом по социальным сетям, до того, как она стала агентом, и я подписал контракт с командой, была бы достаточной причиной для того, чтобы она по-прежнему общалась с нами, бывая здесь время от времени.

— Франк-Танк. Рад тебя видеть, — Крис подставляет Фрэнки локоть. Она стукает своим локтем по его локтю.

Я перевожу взгляд с одного на другую, сбитый с толку этим жестом.

— Сезон простуды и гриппа, — объясняет Крис, кивая в сторону Рена. — Бергман сказал, что если он увидит, как кто-то из нас дотронется до рук его жены своими грязными микробными лапами в период от нынешнего момента и до плей-оффа, то он не будет отвечать за свои действия.

Мы с Фрэнки одновременно поворачиваемся к Рену, широко раскрыв глаза. Рен эффектно краснеет, потирая шею сзади.

— Жестоко, но необходимо, Франческа. Больше никаких повторов того, что было в прошлом сезоне с желудком.

— Да ладно тебе! — возражает Фрэнки.

Крис воспринимает признаки гнева Фрэнки как сигнал к тому, что ему следует убраться восвояси. Я тоже начинаю отступать, но Фрэнки хватает меня за куртку.

— Не так быстро, Готье. Я хочу поговорить с тобой, — она поворачивается к Рену. — Я подхватила ту заразу не от команды.

— Нет, леденечик, именно от неё. Ты пришла поесть бургеров после нашей победы и поздоровалась за руку с Тайлером, Арно и Вальниковым, которых на следующий день начало тошнить.

— Ого, ты точно помнишь, с кем она здоровалась за руки?

— Однажды ты поймёшь, — говорит мне Рен, а затем обращается к Фрэнки: — Говорю тебе, они выблёвывали свои мозги. Затем, два дня спустя, ты оказалась в точно таком же затруднительном положении, тебя рвало направо и налево. Ну то есть, ты приготовила спагетти с фрикадельками, а потом,