У меня перехватывает дыхание от восхитительного облегчения чувствовать его тело, прижатое ко мне. Он твёрдый под джинсами, трётся прямо о мой клитор под шортами. Наслаждение разливается тёплым и болезненным потоком, мягкой, ровной пульсацией. Каждый дюйм моего тела растворяется в нём.

Я дёргаю его за волосы, и теперь уже Себастьян ахает. Я целую его крепче, наши зубы клацают друг о друга, и вот уже он задаёт ритм — бёдра прижимаются друг к другу, двигаются вместе, губы скользят медленно и чувственно, с горячими, голодными движениями языков.

Я могла бы делать это вечно — целовать его, слушать его, обнимать его — упиваться каждым ощущением его тела, которое так тесно связано с моим. Рука Себастьяна опускается на мои волосы и зарывается в косу, обхватывая мою голову.

— Зигги, — выдыхает он. — Боже, у тебя такой приятный вкус. Ты ощущаешься так приятно.

Я улыбаюсь в его поцелуй.

— И ты тоже, Себастьян.

Он сдвигает бёдра и обхватывает ладонями мою попку, притягивая нас ближе. Удовольствие перерастает в острую, сладкую боль между моих бёдер, в кончиках грудей, когда они соприкасаются с ним. Моя голова запрокидывается. Ноги подкашиваются.

Я рефлекторно протягиваю руку, чтобы удержаться, но Себастьян ловит меня первым и помогает опуститься на пол. Тем не менее, я умудряюсь опрокинуть на пол половину книжной полки на пол и вскрикиваю от ужаса.

— Книги…

— Нахер книги, Сигрид.

— Они погнутся! Они будут повреждены!

— Я куплю их все, — бормочет он мне в губы, подтаскивает по полу толстую книгу и кладёт её мне под голову, как подушку.

Я смеюсь над этим и привлекаю его к себе. Себастьян заползает на меня и устраивается всем весом между моих бёдер, сбивая новую стопку книг с другой полки. Они сыплются на нас, но отскакивают от его спины, когда он прикрывает меня, терпеливо покрывая поцелуями мою шею.

— Слишком много книг нужно купить, — шепчу я ему в волосы, прежде чем поцеловать их.

— Стоит каждого пенни, — он покрывает влажными, горячими поцелуями мою шею и находит мой рот, прижимаясь своими бёдрами к моим.

И затем время просто… замедляется. Воздух наполняется успокаивающим гулом. Огни над головой создают ореол святости вокруг этого мужчины, который так убеждён, что он самый отъявленный грешник. Я нежно провожу руками по его волосам, приглаживая их назад.

Себастьян пристально смотрит мне в глаза. Затем медленно наклоняет голову и целует меня, нежно и неспешно.

Я обвиваю руками его спину и теснее обнимаю, пока его нос не задевает мой, пока наши груди не соприкасаются. Он вздыхает мне в рот, когда я провожу руками по его заднице, привлекая его ближе к себе.

Приподнявшись на локтях, Себастьян откидывает назад мои волосы, накрывает мою щёку ладонью.

— Такая красивая, — тихо произносит он.

Я склоняю голову, когда его взгляд скользит по моему лицу.

— И это говорит самый красивый человек, которого я знаю.

— Заткнись, — бормочет он, целуя меня.

— Как будто ты не знаешь, — бормочу я в ответ, но Себастьян заставляет меня замолчать ещё одним сладким, соблазнительным поцелуем в губы, сопровождаемым жёстким, порочным прикосновением его языка. Он выдыхает моё имя, льнёт ко мне всем своим весом, и я чувствую его твёрдость и тяжесть именно там, где он мне нужен.

Обхватив его рукой за спину, я притягиваю его ближе, пока наши груди не соприкасаются. Наши губы сливаются в глубоком, медленном поцелуе. Сначала мы двигаемся лениво, Себастьян запускает руку в мои волосы, его рот раскрывается навстречу моему; мои руки скользят по крепким мышцам его спины, пока шелковистая гуща волос не падает ему на лицо.

— Себастьян, — я тихо зову его по имени, пока наслаждение пронизывает меня, нарастая и извиваясь. Я впитываю его звуки, его прерывистые, изнывающие стоны, каждый резкий, прерывистый вдох.

— Зигги, — шепчет он.

— Лучший. Поцелуй. На свете.

Он улыбается в наш поцелуй.

— Лучший поцелуй на свете.

Я обхватываю его ногу и скольжу вниз по икре, прижимаясь бёдрами ещё теснее. Его лоб прислоняется к моему, и у Себастьяна вырывается стон, низкий и прерывистый. Это грубое, требовательное эхо, идеальное движение бёдер протягивает прямо сквозь меня раскаленную добела нить удовольствия, пока она не обрывается и не распадается на тысячи тонких сверкающих волокон, проходящих сквозь меня. Меня накрывает разрядка, острое, потрясающее, сладкое облегчение, которое отдаётся где-то внизу живота, между бёдер, в кончиках грудей, поднимается по горлу к кончикам ушей, где я чувствую его дыхание, резкое и горячее.

Я снова выгибаюсь навстречу Себастьяну, когда по мне прокатывается ещё одна волна, и упиваюсь его хриплым стоном. Его рука крепче сжимает мои волосы, когда он замирает, наваливаясь на меня всем своим весом. Я ощущаю каждый дюйм его тела, твёрдого и настойчивого в джинсах, и говорю себе, что, как только я достаточно успокоюсь после этого потрясающего оргазма, чтобы вспомнить, что такое руки и как они работают, я заставлю этого мужчину блаженно разлететься на куски.

Он медленно отстраняется, глядя на меня сверху вниз, приглаживая назад тонкие и уже вспотевшие пряди моих волос. Костяшки его пальцев касаются моей горячей щеки, раскрасневшейся от оргазма.

Я ошеломлённо наблюдаю за ним, за его нежными руками и ногами, жаждущими прикосновений. Обвивая руками его шею, я улыбаюсь, когда он наклоняется и нежно и сладко целует меня.

— Это, — шепчу я, — возможно, испортило мне все будущие походы в книжный магазин.

Глаза Себастьяна прищуриваются. Его тело начинает трястись. А затем он раздражается самым громким и приятным смехом, который я когда-либо слышала.

Глава 24. Себастьян

Плейлист: The Avett Brothers — I Wish I Was

Мой смех превращается в судорожный вздох, когда Зигги переворачивает меня на спину и скользит ногой по моему животу, прямо по моему члену, который так чертовски твёрд, что я не понимаю, как это у меня не лопнула молния на джинсах.

— Зигги, — я кладу руку ей на бедро, останавливая её.

Она замирает, опираясь на локоть, и смотрит на меня сверху вниз.

— Что такое?