того не миновать. Отказаться мы не можем. Пусть завтра приходит, и водку, и комнату мы предоставим. И чтоб не болтал об этом, а то будут говорить, у бакенщика публичный дом. Ох, что-то ноги болят, к снегу видно.

Марта не верила своим ушам. Они так спокойно отдают ее Жохову? Глянула на Софью Власовну, но та углубилась в чтение книги, и Марта поняла – они уже все переговорили между собой и решили пожертвовать ей, ради собственного спокойствия. Чтоб не расплакаться, ушла в комнату. Да она лучше повесится, чем отдаться Жохову. А от Китаевых этого не ожидала, особенно от Софьи Власовны. Хотя, что они могут сделать? Кому хочется попасть в тюрьму на старости лет? Но могли бы поговорить с Жоховым, с бригадиром, хотя с таким гадом, как Жохов, не договоришься. И принесло же его сюда. Боже, ну почему ей не везет? И как ей теперь поступить?

Что только Марта не передумала за бессонную ночь. Сначала хотела утром уйти в наслег, забрать сына и с ним двинуть в Красное. И вроде бы посчитала это самым правильным выходом из той ситуации, в которую ее загнали. Но потом появились сомнения, дойдет ли она с ним до села? Не заморозит ли сына по дороге, да и есть ли туда дорога? Пожалуй, должна быть. Есть же какие-то связи между селами. Санный путь должен быть обязательно. Но рисковать ребенком, надеяться на что-то…

Решила, уйдет пока одна, а Семена до весны оставит у Прокопьевых. В Красном попросит Марию и Николая, они летом привезут сына к ее матери. Но, подумав, Марта отвергла и это. Стоит ей исчезнуть, и разозлившийся Жохов обязательно сообщит о ней органам. Тут же арестуют Китаевых, и вдруг те на допросах скажут, где находится ее сын. И тогда она больше не увидит своего мальчика…

Значит… Значит, надо сделать так, чтоб Жохов молчал. И есть только два выхода. Первый – отдаться Жохову. Но она выбирает второй. Главное, не спугнуть Жохова, не вызвать у него подозрение, прикинуться испуганной. Вести себя так, чтобы он поверил в ее согласие. Жохов думает, что прижал ее и Китаевых, не надо его разуверять… Приняв это решение, Марта сразу успокоилась.

Утром она даже что-то напевала, чем очень и очень удивила Китаевых.

Жохов на обед пришел первым, и пока лесорубы снимали телогрейки, а бригадир запаздывал, устремился к Марте:

– Что сказали?

– Приходи вечером, бакенщик на все согласен, но только чтоб никто не знал.

– Водки много?

– Много.

– Своим скажу, мол, в наслег сбегаю. Дурачье. Не верили, а я, раз, и завалюсь пьяным.

– А если бригадир не отпустит?

– Может, я по надобности вышел, а там лови меня. После драки кулаками не машут. Пронин за меня заступится. Так что жди, – Жохов быстро отошел.

Марта огляделась, никто особого внимания на нее и Жохова не обратил. Вскоре появился бригадир:

– Ох, как вкусно пахнет. Не рано мы пришли?

– Все готово.

– Вот и ладненько.

После обеда пошел снег, сначала закружились редкие снежинки, а к вечеру начался настоящий снегопад. Лесорубы пришли, засыпанные снегом. Жохов, отряхивая шапку, похвалился:

– Потеплело. Пора в наслег за водкой бежать.

– Трепло. Уже месяц за ней бегаешь, догнать не можешь.

– Еще посмотрим, кто трепло, – подмигнул Жохов Марте.

За все время, пока лесорубы ужинали, Марта старалась не встречаться с Жоховым взглядом. А когда уходила, незаметно сунула под телогрейку кухонный нож.

В доме бакенщика готовились к встрече Жохова, поставили на стол две бутылки водки, положили соленую рыбу, копченых осетров, жареного тайменя, затушеного с картошкой зайца… Китаев оглядел стол, остался доволен:

– Я думаю, Жохова это впечатлит. Соня, вы с Мартой из комнат не выходите, пока я не позову.

Марта ненавидела его в эту минуту.

О приходе чужого, как всегда, оповестил Боцман. Китаев вышел и вернулся с Жоховым.

Марта с Софьей Власовной сидели в комнате и могли только слушать:

– Проходи, раздевайся. Давай телогрейку, повешаю. Ну, что, будем знакомиться? Китаев Игнат Захарович.

– Жохов Геннадий.

– Прошу к столу, Гена.

– Ух ты! Как давно я милую не видел.

Послышалось чмоканье, видимо, Жохов поцеловал бутылку.

– Вот это я понимаю! Как в ресторане.

– Для хорошего гостя ничего не жалко. Запиваешь?

– Водку – нет.

– А я запиваю, – заскрипели половицы, упал табурет. – Что-то я к старости становлюсь неловким.

Марта обратила внимание, как Софья Власовна прижала ладони к губам, но не придала этому значения. А из кухни раздавался лишь голос Китаева:

– Ну что, еще по одной? Ох, хорошо пошла… Ты осетра попробуй, сам коптил. А зайца Софья Власовна тушила, жена моя. Мы зайца, прежде чем готовить, на сутки замачиваем. Ладно, пойду косточку Боцману брошу…

Через открытую дверь, которую Китаев долго не закрывал, ворвался ветер, принеся с собой снежинки. Обратно Китаев вернулся не скоро, и все это время болтливый Жохов молчал, стояла такая тишина, словно он замер, ожидая хозяина. И в сердце Марты закралось беспокойство. Но вот вернулся Китаев:

– О, я смотрю, ты хорошо набрался. Пора в барак.

Китаев заглянул в комнату:

– Соня, гость уходит. Я провожу его.

– Хорошо.

За Китаевым давно закрылась входная дверь, а Софья Власовна продолжала сидеть, опустив руки на подол. Сидела и Марта.

– Печь, поди, протопилась, – Софья Власовна прошла на кухню, Марта последовала за ней и, с удивлением, а потом и с ужасом увидела на столе непочатые бутылки водки и нетронутую еду.

Софья Власовна пошуровала в печи, кочергой разбила головешки:

– Рано закрывать. У нас дома камин был. Сидим вечерами, няня сказки рассказывает, добрая такая старушка была, Пелагея. Сказки о Василисе Прекрасной, о спящей красавице и семи богатырях, о сестрице Аленушке и братце Иванушке – и везде добро побеждало зло. А в жизни иначе… Кажется и добрых людей больше… нет, один подлец может испортить жизнь десятерым. Может, им в детстве не читали сказки. Или подлость передается по наследству? Пишут, вроде бы Чингис хан вырезал весь род предателя, чтоб через много поколений в роду не появился новый изменник. Конечно, чрезмерная жестокость… Но иногда…

Услышав шаги Китаева, Марта ушла в комнату, она не могла сейчас видеть его, боясь прочесть в глазах то, о чем подумала. Слышала, как Софья Власовна спросила:

– Проводил гостя?

– Проводил. Снег густущий, можно заблудиться, сразу следы заметает.

– Чай будешь?

– Лучше водочки, – Китаев прошел в комнату.

И Марта слышала, как он молился.

Потом они долго о чем-то говорили на кухне, вернее, больше говорила Софья Власовна, словно уговаривала и успокаивала мужа. Под ее бормотание Марта и уснула.

Утром Марте было стыдно перед Китаевыми, что она так плохо подумала о них. А тут еще, когда собиралась идти кашеварить, у нее из телогрейки выпал кухонный нож. Софья Власовна сразу