Шрифт:
Закладка:
Оказавшись у открытой двери в столовую, Норман выглянул из-за нее: пусто.
– Здесь кто-нибудь есть? – несмело позвал он. – Мойра? Брадан?
Столовая была недвижима, только приоткрытое окно слегка покачивалось от ветра. Присмотревшись, Норман заметил на полу кувшин. С плеч схлынула волна напряжения: видимо, окно распахнулось и столкнуло кувшин с подоконника. Даже звуки, казалось, все разом вернулись: на улице кто-то кого-то окликнул, в комнате позади Норман услышал, как ходит Киаран, и даже из комнаты Мойры доносились звуки.
– Боже, – пробормотал он, проходя к столу и поднимая кувшин. – Ну право слово…
Уже смелее он выглянул на улицу, проверил крыльцо, а затем кухню: все было в порядке. А уже убирая пистолет обратно, в кармане Норман нащупал листок бумаги и машинально вытащил его.
Спираль, нарисованная детской рукой, была все такой же реальной.
Он так никому и не сказал. Черт, Джемма огорошила его тем, что собирается оставить их здесь одних, а потом они с Кэлом начали спорить, а Норман заволновался, и… Вот черт.
Спираль без контекста могла означать что угодно – символ был слишком распространен у всех индоевропейских культур. Ставя на огонь старый медный чайник, Норман продолжал задумчиво теребить листок. У кельтов спирали были связаны со смыслом вечного движения, но существовало и много других мировых магических систем… Ацтеки интерпретировали спирали как связь с высшими, космическими силами, древние греки – с судьбой. А если Норман не ошибался, то в тибетском буддизме свой вариант спирали, квадратный, называли «бесконечным узлом» – он означал переплетение взаимосвязей, жизни и смерти, взаимопроникновение физического и духовного. Путь от внешнего к внутреннему и наоборот, иллюзия постоянного движения, даже восход и закат солнца. Спираль могла означать слишком много всего!
Как и в случае с рисунками Купера, нужна была конкретика. Господи, всему, что связано с этим местом, очень не хватает конкретики.
И обычно, когда Норману не хватало конкретики, он делал то, что хорошо умел: искал данные, прочесывал архивы, разговаривал со свидетелями. Может быть, пора взяться за ум; в конце концов, остальные тоже занимались делом.
Норман подумал об этом решительно: собственный испуг перед упавшим кувшином показался ему глупым и постыдным. Хотелось реабилитироваться.
Заглянув в комнату, он сказал Киарану, что все в порядке и что вернется все-таки с чаем. Тем не менее на кухню он не пошел. Закрыв дверь в спальню, он направился по коридору в другую сторону и остановился перед комнатой Мойры.
Сбор информации. «Именно это и есть моя работа, не так ли» – подумал он.
Прямо за этой дверью.
И затем Норман постучал.
– Это противоположная сторона холмов от той, что мы уже проверяли. – Голос Кэла, подхваченный ветром, уносился дальше по долине, мимо Джеммы. – Смотри. Примерно здесь мы вышли из лагеря, вот это расстояние покрыли по следам. Здесь следы пропали, вот тут деревня. Следующие следы мы вчера нашли вот тут…
Джемма подняла голову к холму. Черные кроны наверху покачивались зазывно, словно в насмешливом приветствии. Шум деревьев здесь, в Глеаде, не был успокаивающим: без всех других лесных звуков он напоминал зловещие радиопомехи.
Сияй, сияй, маленькая звездочка…
Страх неожиданно поднялся внутри, когда они остановились на самой верхушке холма, готовые войти под тень деревьев, – быстрая волна испуга, окатившая Джемму изнутри. Джемма легко с ней справилась, но в мыслях осталось тревожное знание: ночной страх никуда не ушел. Просто притаился внутри, ожидая момента, чтобы снова поднять голову и оскалиться.
Сегодня Джемма схватила этот страх рукой и стиснула его в кулак.
«Давай, попробуй, – обратилась она в мыслях к лесу. – Покажись сегодня, гнида. Поиграем с тобой в страшилки».
В ответ лес зашумел сильнее. Джемма вслушалась: «Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш-ш», словно вот-вот раздастся «клик». А затем заговорит трескучий голос, притворяющийся кем-то, кого Джемма должна знать. Обманет ее. Обведет вокруг пальца.
Ш-ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш…
Тук-тук-тук!
Джемма вздрогнула.
– … А что она на этот счет думает?
– Вот сейчас и узнаем. Джемма!
Дрожь стремительно прошлась между лопаток, но короткий резкий стук больше не повторился. Словно и не было его, словно показалось. Но показалось ли?
– Джемма?
Она обернулась, чуть не столкнувшись с Кэлом. Его родное лицо – широкое, загорелое, с живыми глазами и знакомыми чертами – вытеснило поднявшееся внутри смятение. Джемма протянула руку и потерла ладонью отросшую щетину Кэла, которая в скором времени грозила превратиться в бороду.
– У нас момент нежности? – уточнил Кэл. – Я забыл занести в расписание.
Джемма улыбнулась:
– Я на удачу. – Она слегка похлопала его по щеке, а затем, когда следом подошел Доу, спрятала руки в карманы. – А на этот счет я думаю, что туристы подождут, даже если здесь обнаружатся их следы. Сейчас главное – Купер. Что еще? – спросила она, когда Доу поджал губы в очевидном неудовольствии. – У тебя возражения?
– У меня куча возражений, – фыркнул Доу. – Даже не знаю, с какого начать.
Ну вот и зачем ты тогда открываешь рот?
– Ну, в таком случае начни с того, что придержи их при себе, – проинструктировала его Джемма. – Кэл, детка, ты нас ведешь. – Она снова повернулась к полосе деревьев впереди. – Этот лес меня выбешивает.
Они снова двинулись вверх по холму, преодолевая последние футы открытого пространства. Джемма не соврала: этот лес и его фокусы ее злили. Она предпочитала догонять, бить, стрелять – в этом была простая и эффективная последовательность. Здесь же, в этом лабиринте, который достраивал сам себя, играл с восприятием, проникал в твою голову, – здесь ничего последовательного не было.
Но где-то в сердце этого лабиринта был Купер.
И, когда они входили под раскидистые черные ветви, лес продолжал шуметь: «Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш…»
На самом деле стук вышел почти робкий. В конце концов, его могли тут же завернуть восвояси – мало какой хозяин согласится терпеть навязчивые расспросы от гостей. Так что он занервничал еще сильнее, когда изнутри раздался голос:
– Заходи, мальчик.
В комнате пахло деревом, пылью и временем. Запахи, которые он ожидал почувствовать – старческий, человеческого пота или старой одежды – не ударили в нос. Норман аккуратно прикрыл за собой дверь.
Длинная и вытянутая, почти идентичная их собственной, комната была заставлена громоздкой мебелью и утопала в сумраке; свет падал из единственного окна на торцевой стене. Именно под ним и сидела Мойра, тяжело облокотившись локтем на стол. Присмотревшись, он увидел, что у нее в руках курительная трубка.
– Извините, – начал Норман, проходя вглубь комнаты и стараясь не задеть вещи, накрытые узорчатыми салфетками. Со стены на него смотрел портрет, который сбил его с мысли: молодая женщина в национальном ирландском костюме на фоне города, может быть Дублина, века девятнадцатого, сзади была нарисована повозка, а слегка размытые здания были деревянными и двухэтажными. – Я поставил чайник, – наконец собрался он. – Хотел узнать, не принести ли вам…
– Оставь пустословие для кого-нибудь другого, – резко оборвала его Мойра. – Не держи меня за старую дуру. Ты пришел о чем-то спросить, юноша.
Норман замер. Она, конечно, могла догадаться, что они кормят деревенских байками, но… Сама эта формулировка: «Ты пришел о чем-то спросить». Как она узнала?
Его заминка вызвала у Мойры раздражение.
– Так будешь спрашивать или нет?
Вместо ответа Норман вытащил из кармана сложенный лист с рисунком. Мойра, вернувшись к набиванию трубки, только кивнула ему на стол. Чувствуя себя дураком, Норман развернул рисунок и аккуратно положил его перед ней. Взглянув на лист, она кивнула куда-то в сторону захламленного кресла:
– Садись.
Норман подвинул стопку книг и аккуратно примостился, не касаясь спинки. Ловкие старческие пальцы на пару мгновений его отвлекли: они выглядели как быстрые
