У меня тепло, электрический радиатор, не «солнце», а верней, на 2000 гектоват[126] — пришлось все же большое ателье разгородить, — на все не хватит. Комната длиной 12 шагов больших, шириной 9–10, — плясать можно. И окна огромные, надо два радиатора, да я один отдал знакомым, там больные. Скоро затопят, сейчас что-то забурлило в водяных радиаторах. Милушка, Олька, велела ты поставить печь или радиатор электрический в твоей комнате наверху? Тебе необходимо тепло-тепло, нервные детки — особенно требуют. У меня сердце кровью заливается, как подумаю о твоих муках! Я весь дрожу. _Т_а_к… делить себя! Ужас! Ну, я стиснул зубы, я терплю. Писать не могу, конечно… не мо-гу-у… С тобой… я бы к лету кончил «Пути»! Теперь моя сила — от тебя. И от тебя — «не могу». Изволь дать мне эту гнусную «Полукровку»! Не отстану. Ольга, Олька, гулька, гу-ленька… — ну, когда же?.. Я не знаю, добьюсь ли визы. Увидеть… — и — вырвать сердце! Это — на пытку..? Я не знаю. Не хотел нынче ни строчки тебе писать, а только — «Девушку с цветами», — на! Но я не в тебя, не такой жестоковыйный, несмотря на… мое детство, после отца. А ты, «ласкунчик», — вот какая же-сто-кая: я готов изорвать твою открытку от 13.X, где два слова: «почему не писали давно», «грустно» и — «не могу больше». Это — из дали-то! Это — на 2 недели-то! И почему — это — мне — «все мужчины одинаковы»? Ты столько мужчин знала?! Что это — за сравнение? Не стыдно? Из каких это «пред-по-сы-лок»? И почему это у И. А. — плакать? выплакаться? Думаешь, он меня нежней? Нет. Я тебе уж — _ч_у_ж_о_й? Не знаешь ты меня. Ты — попробуй — скажи И. А. _н_а_п_р_о_т_и_в… — узнаешь. Я его люблю. Но — я его и _з_н_а_ю. У всех _с_в_о_и, конечно, «пунктики». Вот, если дифирамб споешь Ивану Александровичу — шелком заиграет. Да, он умен, но — абстрактно. Я терпеть не могу их «диалектики», философов. Я люблю тело — во всем, даже — в духовном. Прочтешь, м. б., «Старый Валаам» — там, сквозь _Т_е_л_о — дух сквозится. Не терплю формул, схем, чертежей в разрезах, женщин — педагогических, спекулятивной философии (созерцательной). Я люблю тебя, Гульку, в белом, леснушку — в баварочке, ножку в сквозном чулочке, грудь в обрисовке-чуть — ну, дышит «про себя»… — я всю тебя люблю, моя все-мирка! Ты — одна — во Всем. Ах, Олёк, как трудно. И трудно тебе понять, _ч_т_о_ ты для меня, _т_а_к_а_я! Ну, недолго быть Танталом280… — цветы отходят, — ветер, вечер… Напиши о здоровье, о t°. Лежи. Ну, помаленьку отучай… меня. Реже пиши, «жури»… жди «Воли Божией». Да… М. б. можно тебе писать на маму? М. б. возьмешь ящик на почте? Если пропадают письма. От 30-го IX expres — получен? Очень важный. Книги? Я хотел бы на брата Сережу послать тебе духи. Какие — твои? Извести обо всем, — куда послать? Повез бы тебя в Opera, к цыганам, сидели бы в русском ресторане… _в_е_з_д_е! Развеселил бы я мою Ольгушку, мою Царевну! Целую. Твой весь Ив. Шмелев

Напиши адрес Сережи. Я на него пошлю для тебя — «cellucrine» — и еще какие лекарства и духи — какие?

70

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

3. XI.41

Вот, Олёль, сперва, упрощенная ткань романа «Пути Небесные»281. Самая сжатая. Постепенно я ее буду — для тебя — растягивать и наносить на нее вырисовку.

Приезд в Уютово, под Мценском, в канун Ивана Купалы282, 23 июня. Их встречает перезвон церквей. Вечер, идет всенощная. На Дари это производит глубокое впечатление: с Предтечей для нее связано «обетование» (см. 1 ч. — Воскресенский монастырь283). Ее поясок с молитвой, забытый, — выступает. Образ Димы… — Томление — «везти возок» — слова старца Варнавы, — что это значит? совместимо ли с этим — ее «тайна» — желание ребенка? Во — «грехе»! Но это желание в ней _ж_и_в_е_т. В благовестах и в том, что сегодня _к_а_н_у_н_ «Предтечи», — на новоселье — чуется ей некое «знамение»: она просветлена. Вид вечером городка (из окна поезда) — мягко отражен в ее душе. Встреча на вокзале, — сюрприз — группа путейцев, шампанское, она — в белом, чудесная, радостная… груда земляники… Почему — встреча? Любовь сослуживцев к Виктору Алексеевичу (1), слухи о Дари и «романе» — в преувеличенном виде дошли до Мценска (2). Приказ по линии директора Управления дороги — показать товарищеское сочувствие собрату, «обойденному» — дружно собраться всем «линейным» инженерам (3), «тайна» — разбогатевший от сибирского наследства (!) с необычайной красавицей (маскарад в Дворянском собрании вызвал фантастические толки), почему-то «ушел в трущобу, купив именьице». Зовут — в город, — ужин в летнем саду, на берегу реки… — но Дари устала. Она — засыпана цветами. Едет одна в Уютово, (5–6 верст), её провожают бывшие владельцы имения — студент-медик (70-ые годы!) и — его брат 18 л., даровитый художник. На него Дари произвела потрясающее впечатление, ее глаза. (Должна быть линия «романа» —) он не может уехать на «этюды», как хотел, он остается, — в баньке бывшей жить, — для этюдов «этого лица… „святой“» +? (что — в ней — ему захватывающе — неясно). — Ну, видишь, Олёк, как трудно даже _п_у_с_т_у_ю_ ткань давать, а это даже еще и не 1-ая глава! Товарищи увозят В[иктора] А[лексеевича] праздновать «встречу» в городе, до… 3-х ночи! Уютово. Дорога во ржи. Закат. «Уютово». Общий вид. В усадьбе, в людской, «именины» «Аграфены-няни», воспитавшей молодых людей. Встреча ее с Дари. (Она — бывшая крепостная Варвары Петровны Тургеневой: Спасское-Лутовиново284 — совсем недалеко.) Это очень нужный мне тип русской цельной души крестьянской женщины, (огромная ее роль в романе!). Она очень независима. Ей Дари пришлась по сердцу. Она останется в усадьбе. (В романе будет мимолетная встреча Дари с И. С. Тургеневым — на вокзале, в один из его последних приездов. Его оценка Дари (по рассказам Аграфены). Дари — ее первая ночь в усадьбе. Она — наверху — спальня ее. Трюмо. Окно на пруд. Звезды. Соловьи. Она причесывается на ночь перед трюмо. Трюмо отлогое — отражение в нем звезд, самой Дари… Дари — в звездах, в трюмо!

Впервые — ее любование собой, ее торс (в светелке жарко), ее грудь (черные соски), — в звездах… — в ней