69

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

31. Х.41 12 ч. 20 вечера

Здравствуй, гуленька, ну, как твое здоровье, — не пишешь ты? Какое ласковое перышко твое, — должно быть знает, кому пишу, старается. Сегодня не отвечаю на твое, 16.X, — другим я занят, да… — _т_о_б_о_й. Всегда. Знаешь, меду мне прислали, мно-го… всю бы в нем выкупал, потом всю бы… обцеловал до пятнышка последнего, — ну, как амброзии вкусил бы… знаешь, боги-то, амброзию вкушали… стал бы им причастным, — ты же сама амброзия, гулюлька! Сегодня я с утра «в полете», — мое сердце. Так взмывает, — ну, что такое? Все ты в нем, так неугомонно-дивно, — что такое? Ну, вспомни… книги получила? Или — письмо? Светло тебе? Ну хоть немного? Не забыла еще Далекого? Не пиши, ни-когда, что ты меня «уж бояться стала»? Мне больно. И забудь, что — «мне нужны радостные письма». Уж какой раз ты об этом мне..! Изволь забыть. Меня… бояться? Ну, можно ли так, бо-льно! У меня сердце тает для тебя, такою нежностью, такою лаской… О-ля! Никогда, — помни! ничем не упрекну чудесную мою чудеску — «Девушку с цветами». На, вот тебе, — за это:

Девушка с цветами

Оле Субботиной

Светлая Олёль… / как ты прекрасна! / Вся в белом, / с белыми цветами. / Легка, / лилейна. / Линии какие, / какие руки! / Белая голубка, / гулька, / лилия, / снежинка, / нежность, / _с_в_е_т. / О, ми-лая, // веснянка! / Кто ты? / откуда ты?.. // Все новый образ, / новая загадка… / Песня? / Кто пропоет тебя? / как передать ручьистость линий, / изгиб руки, / невнятную улыбку… / пальчик этот! — / Что он _п_о_е_т?/ что видят затененные глаза, / за далью?…///

Девушка с цветами, / кто ты? // Девственность / — и грусть. / И светлость. // Смотришь в даль… / Что там, за далью… — / _с_ч_а_с_т_ь_е? // У сердца — белые ромашки, / пленницы твои, / ручные. / Ну, / загадай о счастье: // «… любит?.. / не любит… / любит..?» // Ну?.. (* пауза, чуть длительней.) — // что шепчет сердце / — сердцу? /

«Л_ю_б_и_т»! //

О, милые цветы, / осенние, / — предснежье! / Спешите, / доцветайте в ветре. / А вы, / у сердца… / слышите, как бьется? // что _п_о_е_т?/ Прошелестите мне, / шепните… / лепестком, последним, / нежным… //

«Л_ю-б_и_т»!!.. ///

Дождь, / ветер. / Дали смутны. / Где вы… / цветы, последние?.. // Сухие, / потемневшие головки… / — только?! // А цвет ваш / белый, / — ваши лепестки..? /// Отпели песню, / все… / опали. ///

Девушка с цветами, / где ты? / Все в дали смотришь? // Смутны дали, / в ветре. / А вы, / у сердца… / пленницы ручные… / где же вы?.. // Спросить у ветра..? /

— Ветер, / ве-тер..! // Л_ю-б_и_т..? ///

Ветер… / ветер… ///

Ив. Шмелев

Для чтения ясные паузы даны знаком / (отрубь, как бы, но… _ч_у_т_к_о!!) Тогда _с_л_ы_ш_н_о.

// более длительные паузы

/// еще длительней.

31. Х.1941 12 ч. 40 дня

Париж

Тебе, Олёль, — пропелось. Может быть, в ответ, на то письмо, 16.Х..? — Не знаю. Так, пропелось. Не надо смутных далей. Не надо ветра. Ждать — не надо. Так — сказалось. Это не я сказал, — пропелось. Что они ответят, эти дали? Смутным. О, ми-лая… веснянка!.. Целую.

Твой всегда Ив. Шмелев

Как бы _т_е_б_е_ я про-чел!.. Писал — и — странно! — плакал.

И. Ш.

3 ч. дня

«Девушка с цветами» будет увеличена, чтобы — на мольберт. Чудесно! Спасибо тебе, Олёк. Спасибо — брату. Это большая радость. Но как ты похудела! Не смей!! Умоляю, принимай «cellucrine», фосфор, ешь больше, пой, (если можешь), гуляй, отдыхай, ни-каких работ, так и заяви — больна. Ты на самом деле больна. Но, ради Бога, Олечек… детка. Ты писала — «хитрю» я, будто скудно мне живется. Смешно. Вот, сейчас я завтракал. Вот что: чудесно жареный на сковороде картофель (на постном масле, я люблю порой), — велел своей «подруге дней моих суровых»277 — новгородской, — ну, вылитая Арина Родионовна, которая воспитала нам из Саши — А. С. Пушкина! — так вот и у меня такая же, только приходит, для порядку. А то ходила Елена (не тургеневская, но она очень модница была, трясла сережками, часто подтягивая сквозные чулочки, и любила — «покажите на карте военной, где фронт французский». — Я эту манеру не люблю, меня это стало тревожить, и я заменил Ариной Родионовной, давно, с год). Так вот — картофель (пищит на сковородке!) — как бы мы поели дружно, будь ты тут! Стоя бы в кухне, ели. Прямо бы с «шипелки» (сковородки), я бы тебе поджаренных в ротик, а ты мне, и глаза бы, пожалуй, выкололи, или — в губку. Затем — пара битков с гарниром, рюмка зубровки (это по случаю холодной погоды и моего состояния, «несущего»), бретонская галета на масле, с вареньем — мирабель, кофе с медом. Плохо? Потому и пишу пло-хо. Ах, Олёк… будь ты со мной сейчас, как бы мы… я тебя обнял бы, до пи-ска… сыграли бы с тобой в четыре руки «Крейцерову сона-ту-у…» — лопнули бы все струны на рояле! Поняла?.. Глу-пая, ты ни-чего, конечно, не поняла. Бог даст, поймешь, если не будешь смотреть в дали. Ах, какой бы я рассказ тебе рассказал, — сейчас лежал и вспомнил — как меня Оля «разыграла» на… бегах! Это вот расска-зик. Так и не напишу. (Потому и «Мери», и бега в «Путях», что заплатил за них. Пусть напишут!) Это из… «Семейного счастья»278, — это му-дрость. И какой же эффект! Уж чего я не видал, а такого не ожидал. Это — как любящая жена _у_ч_и_т_ мужа, — до чего же тонко-педагогично! Как-нибудь расскажу. Надо это «в лицах», — это я умею, во мне, говорят, бо-льшой артист, пропал. Да ведь и нельзя же в одном поезде сразу и в Москву, и в Питер. А почему вспомнил? Сегодня снежок просыпал скупой сольцей — и вспомнил — шубу надо вынуть, — в ней я на бега начал в Москве. Здесь она на складе все дремала, прошлый год взял — зима была студеная. Новая почти шуба, шаль в смушку, с сединой, и шапка, как у хохлов, такая же, с проломцем. Прошлый год выйдешь — Париж дивится! Ну, — Москва!