Шрифт:
Закладка:
Алиенора посмотрела на его широкую, сильную руку, лежащую поверх ее руки, и глубоко вздохнула.
– Я хочу аннулировать свой брак с Людовиком, – сказала она. – Я очень любила отца, но он не сделал благого дела, когда заключил этот брак.
Лицо Раймунда застыло.
– Это серьезная затея. Людовик знает о твоих намерениях?
Она покачала головой, чувствуя возникшее напряжение. Что, если Раймунд примет сторону Людовика и откажется ей помочь?
– Пока нет. Я хотела оказаться в безопасности, прежде чем обсуждать с ним этот вопрос.
– Почему ты решила аннулировать брак? – Он пристально посмотрел на нее. – Что делает этот союз невыносимым?
По его словам и выражению лица она не могла понять, сочувствует он ей или нет.
– Потому что это не подходит для Аквитании, – сказала она. – Людовик держит меня при себе и принижает мои способности. Он не муж мне в любом смысле этого слова. – Ее губы горько искривились. – С таким же успехом он мог бы быть женат на Тьерри де Галеране. Тамплиер делил с ним палатку на протяжении всей кампании и теперь спит в его покоях. Людовик прислушивается к советам людей, которые не любят ни меня, ни Аквитанию. А поскольку вы из Аквитании и все здесь устроили на южный лад, вас он тоже не полюбит.
Раймунд откинулся в своем кресле.
– Аннулирование брака сделает тебя уязвимой и открытой для хищников.
– Я знаю, что мне придется снова выйти замуж, но я смогу сама выбрать себе супруга, а не подчиняться чужой воле.
Он потер подбородок.
– Но твой выбор будет продиктован благом для Аквитании.
– И я сделаю это очень продуманно.
– У тебя есть кандидаты?
Алиенора закрыла лицо руками.
– Об этом лучше поговорить позже.
– Ты можешь мне доверять, сама знаешь. – Его голос был теплым, как солнечный свет.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Я отвыкла доверять кому бы то ни было.
– Ну что ж, мудрое решение, потому что я и сам придерживаюсь того же мнения. – Он похлопал ее по руке. – Мне нужна поддержка твоего мужа в кампании против Алеппо, но, когда этот вопрос будет решен, я всеми силами тебе помогу.
Настороженность Алиеноры не рассеялась полностью, но она почувствовала облегчение, получив положительный, хотя и с оговорками, ответ.
– А ты поможешь мне здесь, в Антиохии?
Раймунд обнял ее.
– Мой дом будет твоим до тех пор, пока ты в нем нуждаешься, племянница.
Был поздний вечер, и почти все уже легли спать, хотя масляные лампы в коридорах дворца еще горели. Алиенора еще долго оставалась в покоях дяди, вспоминая прошлое и обсуждая будущую политику. У Людовика были свои комнаты, и он рано лег спать, сославшись на усталость и необходимость помолиться. До сих пор ей удавалось избегать его, встречаясь только на официальных приемах и во время трапезы, и она заставляла себя улыбаться и изображать любезность.
Ближе к полуночи Алиенора наконец удалилась в покои в сопровождении своих дам и под охраной Жоффруа де Ранкона и Сальдебрейля де Санзе. Последний поклонился ей у дверей и отправился проверить, все ли в порядке у мужчин. Алиенора отпустила своих женщин, всех, кроме Марчизы, и велела Жоффруа войти в свои покои.
– Вина, Марчиза, – сказала она, – а потом можешь идти, но не выходи за порог и оставь дверь открытой.
– Да, госпожа.
Марчиза исполнила приказ и вышла из комнаты, ее юбки мягко шелестели по гладкому полу.
– Так приличия будут в некоторой степени соблюдены, – сказала Алиенора, – но мы все же побудем вдвоем.
Жоффруа поднял брови.
– Ты смотришь в будущее с верой в добро, – сказал он, опускаясь рядом с ней на кушетку.
– При дворе дяди я ничего не боюсь. Он заботится только о моем благополучии.
Она смотрела, как Жоффруа потягивает вино: как изгибается его шея, как завиваются волосы возле мочки уха. С рассветом он уедет и вернется в Аквитанию кратчайшим путем. Он будет свободен и оправдан, и она была рада этому, хоть сердце ее и сжималось от боли. Она положила свою руку на его.
– Я беременна, – сказала она. – В тот раз в Константинополе…
В его пронзительном взгляде отразились изумление и мука.
– Боже милостивый… почему ты не сказала раньше?
Она видела, как он подсчитывает месяцы, и приложила указательный палец к его губам.
– Тише. Не было смысла говорить. Ты не знал, и это было для тебя защитой.
– Какой я слепец и дурак, – мрачно сказал он. – Мне нужно было держать себя в руках.
– Мы оба поддались чувствам, которые владеют нами и сейчас, – и я рада этому. – Взяв его руку, она положила ее на нежный изгиб своего живота. – Я ни о чем не жалею.
– Но я уезжаю. – Он сглотнул. – Я не могу оставить тебя одну.
– Ты можешь и должен.
– Я не…
– Нет. – Она прервала его. – Мне нужно сделать это по-своему, и твое присутствие здесь не поможет. Мы можем выдать себя, а никто не должен об этом узнать ради всех нас. – Она глубоко вздохнула. – Я намерена аннулировать свой брак с Людовиком. Я уже написала архиепископу Бордо, чтобы начать процесс. Мой дядя будет рад видеть меня здесь столько, сколько я захочу, и так будет до рождения ребенка.
– Дядя знает о твоем состоянии?
Она покачала головой:
– Нет, и ему не нужно ни о чем знать. Есть места, куда я могу отправиться, когда придет время, и ребенок будет достойно воспитан в моем доме, и никто, кроме нас, об этом не узнает. Он или она получит прекрасное образование и сделает карьеру и никогда не будет связан теми ограничениями, которые связывали нас.
Жоффруа схватился за голову.
– Что, если Людовик откажется дать согласие на аннулирование?
– Он поймет, что это в его интересах.
– А если нет?
В ее голосе зазвучала твердая решимость.
– Я смогу его убедить.
– Может, он подумает, что это его ребенок?
Алиенора горько усмехнулось.
– Это было бы чудом. Он не приближался к моей постели с тех пор, как мы покинули Францию. – Она встретила его взгляд, не отводя глаз. – Я не сожалею о том, что это произошло, – решительно сказала она. – Возможно, я не выбрала бы такой путь, но рада, что так случилось.
Он не мог успокоиться.
– Сейчас на карту поставлено больше, чем когда-либо, но ты хочешь отправить меня туда, где я бессилен помочь.
Она откинула его волосы со лба