не добавляя новых, – сказала она, прикрывая свой страх гневом. – Когда мы достигнем Антиохии, мессир, я отправлю вас обратно в Аквитанию. – Он вдохнул, протестуя, и она подняла руку, чтобы заставить его замолчать. – Решение принято. Это принесет мне и Аквитании гораздо больше пользы, чем если бы вы остались здесь.

Жоффруа уставился на нее, в его глазах блестели слезы.

– Вы опозорите меня перед всеми.

– Нет, глупец, я сохраню вам жизнь, даже если вы, кажется, готовы с ней распрощаться. Послушайте их. – Она жестом указала на створки палатки. – Они сделают из вас козла отпущения. Кто-то всадит в вас нож, прежде чем это путешествие закончится. С мессиром де Морьеном все иначе. Он дядя короля, и они скажут, что он последовал вашему примеру. Возможно, вас не повесят сегодня, но все же найдут способ убить после. Я не позволю, чтобы это случилось с… с одним из моих старших вассалов. Кроме того, мне нужна ваша сильная рука, чтобы подготовить Аквитанию к моему возвращению. Многое изменится. – Она многозначительно подняла брови.

– Мадам, я прошу вас… – Жоффруа смотрел на нее с отчаянием; затем быстро опустил взгляд и склонил голову. – Не прогоняйте меня.

Алиенора сглотнула.

– Я должна. У меня нет выбора.

Наступило напряженное молчание; затем Жоффруа сказал:

– Если таково ваше желание, я должен подчиниться, но я делаю это по вашей воле, а не по своей.

Де Морьен молча наблюдал за разговором, и Алиенора задумалась, не выдали ли они себя.

– Королева говорит мудро, – произнес Амадей. – Я могу переждать бурю, но вы уязвимы, у вас есть враги. Для всех будет лучше, если вы уедете.

За стенами палатки крики и оскорбления смолкли, сменившись звуками тяжелых мерных шагов и лязгом оружия. Алиенора повернулась ко входу. Ряды рыцарей-тамплиеров и сержантов выстроились лицом к толпе, щиты выставлены, руки на эфесах мечей.

– Мадам. – Их командир, Эврар де Бар, отвесил ей церемонный поклон.

Алиенора ответила любезностью на любезность.

– Мессир, я прошу вас охранять этих людей. Я боюсь за их жизни. Если с ними что-то случится сегодня до того, как король примет решение, среди нас будет еще больше кровопролития. У нас и так много проблем в лагере, не стоит их усугублять.

Де Бар бросил на нее проницательный взгляд узких темных глаз. Они с Алиенорой никогда не испытывали друг к другу симпатии, но оба были достаточно прагматичны, чтобы вести дела на политических и дипломатических условиях.

– Мадам, я клянусь вам, что с этими людьми ничего не случится.

Она знала, что однажды ей придется за это заплатить, но де Бар был человеком слова. Тамплиеры не имели никакого родства, кроме Бога, и были лучшими солдатами среди христиан.

– Благодарю вас. Я оставляю это в ваших надежных руках, мессир.

Алиенора вышла из шатра, не оглядываясь, потому что не хотела встречаться взглядом с Жоффруа. Традиционная роль королевы – роль миротворца; пусть все останется как есть, а она притворится, что ее сердце не разрывается от боли.

Пережив беспокойную, бессонную ночь, Алиенора только закончила утреннее омовение, когда появился Людовик. В утреннем свете его лицо было бледным и опустошенным, глаза покраснели от усталости и слез.

– Я решил пощадить моего дядю и де Ранкона, – сказал он. – Для них будет гораздо большим наказанием жить с позором.

– Спасибо, – сказала Алиенора, ее тон был примирительным и сдержанным. Она почувствовала слабость от облегчения, ведь он так легко мог выбрать казнь, и в конце концов она не смогла бы его остановить. – Жоффруа должен вернуться в Аквитанию.

Людовик отрывисто кивнул:

– Да, пусть едет. Я не склонен защищать его от людей, и я больше не могу доверить ему какой-либо ответственный пост. Авангардом будут командовать тамплиеры.

Он стремительно покинул палатку, и Алиенора испустила сдерживаемый вздох. Теперь она не могла выносить даже его запаха. Ее охватила тошнота, и ей пришлось бежать к миске с помоями.

Марчиза бросила дела и поспешила к ней.

– Ничего страшного, – сказала Алиенора, отстраняя ее. – Со мной все в порядке.

– Я здесь, если понадоблюсь вам, госпожа, – сказала Марчиза, бросив на нее долгий, задумчивый взгляд.

Тамплиеры возглавили армию позже утром. Людовик держал де Морьена рядом с собой, а Алиенора поручила Жоффруа ехать в ее эскорте, достаточно близко, чтобы он находился под ее защитой так же, как и он защищал ее. Это было тревожно и горько-сладко. Каждый раз, когда она вдыхала его запах, ощущения были почти невыносимыми, как и в случае с Людовиком, но по противоположным причинам. Она не смела прикасаться к нему или выказывать благосклонность, потому что люди внимательно за ней наблюдали. Все чувства нужно было носить в себе. Никто не должен был ничего узнать.

30

Антиохия, март 1148 года

Ясным утром в середине марта Алиенора и Людовик вошли на парусном судне в порт Святого Симеона. Дул легкий ветерок, небо было голубым, а по морской глади медленно перекатывались волны. Алиенора вышла на берег гавани, возблагодарив Бога за их благополучное избавление. Невозможно было поверить, что плавание из порта Анталии в Антиохию, обычно длившееся три дня, заняло почти три недели, в течение которых корабли терзало бурное море, относя далеко от курса. Греческие моряки требовали непомерную плату в размере четырех серебряных марок за каждого перевезенного пассажира. Иначе оставалось сорокадневное путешествие по пересеченной и враждебной местности, что и пришлось сделать основной части армии, хотя многие воины ослабели от голода и болезней.

Алиенору тошнило на протяжении всего морского путешествия, даже когда качка стихала. Марчиза молча ухаживала за ней, смотрела проницательным взглядом. Алиенора знала, что рано или поздно придется кому-то довериться. Она не могла долго хранить свое состояние в тайне без посторонней помощи.

Антиохия располагалась на реке Оронтес, городская стена возвышалась массивными зубцами до склонов горы Сильпий. Когда-то здесь жил святой Петр, первый ученик Иисуса, и находилась церковь, в которой впервые прозвучало слово «христианин». Эта церковь сохранилась в пещере, в склоне горы, и была местом почитания и паломничества. Людовик мечтал вознести там молитву и пройти по стопам небесного привратника.

Алиенора думала лишь о том, как бы скорее увидеть дядю и попросить у него защиты. Готовясь к встрече с ним, она облачилась в красный шелковый далматик, подаренный императрицей Ириной. Свободное платье было украшено драгоценными камнями, жемчугом и золотыми бусинами. На ее пальцах сверкали сапфиры и рубины, а волосы она покрыла вуалью из египетского льна, тонкой, будто туманная дымка. Несмотря на тяжесть путешествия и неважное самочувствие, она была полна