решимости встретить дядю с королевским достоинством.

Последний раз она видела его в детстве, когда ей было девять лет, и смутно помнила высокого молодого рыцаря с глубокими голубыми глазами и волосами такого же темно-золотистого оттенка, как и ее собственные. Она предвкушала, что вот-вот начнется новый этап ее жизни, в которой не будет Людовика, хотя пока она и играет роль королевы Франции.

Их приветствовала толпа людей, распевающих гимны и рассыпающих перед ними лепестки цветов розово-белым облаком. Людовик стиснул зубы.

– Будем надеяться, что это – не очередной Константинополь, – пробормотал он, скривив губы.

– Почему ты так говоришь? – Она бросила на него острый взгляд. – Здесь правит брат моего отца, он женат на твоей кузине.

– Потому что на Востоке сплошь коварство, позолота и украшения, лишь прикрывающие вероломство, – сказал он.

Алиенора изумленно воззрилась на него.

– Ты считаешь, что наши сородичи вероломны?

– Пока у меня нет веских причин думать иначе, – мрачно изрек он. – В конце концов, я не раз сталкивался с предательством и обманом родственников.

Алиенора подавила тошноту. Еще немного, говорила она себе, еще несколько дней, и она будет свободна.

– Антиохия – не Константинополь. Мой дядя и его жена – из наших земель, даже если они устроили свою жизнь здесь, и мы пришли помочь им – такова была наша первоначальная цель.

– Но не единственная, – сказал он. – Наш долг перед Богом важнее.

Дядя Раймунд вышел из дворца, чтобы приветствовать французского короля и королеву вместе со своей женой Констанцией, которая приходилась родственницей Людовику. Долгие годы под ближневосточным солнцем выбелили волосы Раймунда до светлого золота спелой пшеницы, а вокруг его голубых глаз прорезались глубокие морщины. Раймунд был выше ростом и шире Людовика в плечах и так похож на ее отца, что Алиеноре захотелось обнять его и зарыдать у него на плече, но она сдержалась. Констанция была немного моложе Алиеноры, стройная и темноволосая, со светло-зелеными глазами и тонкими чертами лица. Носом и скулами она напоминала Людовика, но было в ней и что-то экзотическое, словно Восток одарил ее чем-то особым.

Их брак начался со скандала и интриг. В двадцать два года Раймунда пригласили править Антиохией, собираясь женить его на Алисе, вдове недавно умершего графа Боэмунда. Но Алиса была своенравна и недостаточно родовита в отличие от своей девятилетней дочери Констанции. Путешествуя тайно, чтобы обмануть врагов, Раймунд прибыл в Антиохию, якобы собираясь жениться на матери, но вместо этого взял в жены дочь, тем самым разрушив честолюбивые планы Алисы и завладев Антиохией. Несмотря на серьезную угрозу со стороны сельджуков, он оставался сильным игроком на Востоке, а ведь ему было всего тридцать лет.

– Добро пожаловать, – сказал Раймунд звучным и мягким голосом. Он говорил на северном французском языке, приветствуя Людовика поцелуем мира и обнимая его, но не преклоняя колена. Затем он повернулся к Алиеноре, и его взгляд наполнился теплом и состраданием.

– Племянница, – сказал он на lenga romana. – Дитя моего брата.

Когда он поцеловал ее в щеку, она прижалась к нему, будто потерпевший кораблекрушение моряк, которому капитан проходящего мимо судна бросил канат.

– Ты так похож на моего отца, – сказала она с дрожью в голосе.

Раймунд улыбнулся, обнажив крупные белые зубы.

– Надеюсь, это лестное сравнение. Мы очень рады видеть вас, нам очень нужна ваша помощь. Надеюсь, Антиохия вам понравится.

– Я будто вернулась домой, – сказала Алиенора, от нахлынувших чувств у нее перехватило горло. Повернувшись к супруге Раймунда, она обняла и ее. Вокруг Констанции витал аромат ладана, одновременно дымный и пряный. Людовик от напряжения крепко стиснул зубы, но держался не враждебно, а лишь настороженно.

– Основная часть моей армии идет по суше и будет здесь чуть меньше чем через две недели, – сказал он. – До тех пор мы будем рады вашей поддержке.

Раймунд поднял брови.

– Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется, – ответил он. – Я слышал, что ваши войска идут по суше. Полагаю, вы убедились, что греки берут за свои услуги непомерную плату.

– О да, я убедился, что верность и преданность в этих краях встречается реже, чем тирийский пурпур и рог единорога, – мрачно ответил Людовик. – И все имеет свою цену, зачастую завышенную.

– Так и есть, – ответил Раймунд. – Добро пожаловать на Восток.

Впервые за несколько месяцев Алиенора смогла по-настоящему расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Раймунд очень напоминал ей отца, но более полного жизни, силы и энергии. Он был уверен в своей мужественности и держался спокойно и непринужденно. Представляя своих детей, он небрежно ерошил им волосы – Болдуина, наследника, четырех лет от роду, с такими же сияющими золотом волосами, как у его отца, и двух темноволосых очаровательных дочерей – двухлетнюю Марию и крошечную Филиппу. Алиенору больно кольнуло в сердце при виде Марии, потому что она вспомнила о своей дочери, названной так же. Сейчас девочка, наверное, бегает и учится говорить «мама», обращаясь к Петронилле и придворным женщинам. Там был целый мир – другая жизнь, в которую она не собиралась возвращаться. Нужно было думать о другом ребенке, жизнь которого была крошечной мерцающей тайной в ее утробе.

Дворец в Антиохии уступал константинопольскому богатством и пышностью, но все же был роскошным и наполненным богатствами, превосходящими все, чем обладали дворы Франции. Полы были украшены переливающейся плиткой и мозаикой. Мраморные фонтаны били в благоухающих цветами дворах, а придворные носили шелка, как и в Константинополе. Алиеноре и ее дамам были предоставлены покои с прохладным мраморным полом и высокими решетчатыми окнами, пропускающими легкий ветерок. Хотя внешне многое напоминало жизнь в Константинополе, атмосфера была совершенно иной. Здесь она чувствовала свою власть, и это была власть Аквитании, а не Франции. Она обладала собственным влиянием. Как к герцогине Аквитанской и племяннице правителя Антиохии, к ней относились с уважением и почтением. Ее идеи и способности ценились, а то, как она одевалась и вела себя, считалось нормальным и правильным. Это настолько контрастировало с тем, как с ней обращались дома и в путешествии, что у Алиеноры порой перехватывало горло.

В Антиохии чувствовалась близость с Аквитанией во многих отношениях, потому что ее дядя пропитал свой дворец энергией и традициями южной земли. Официальным языком при дворе был lenga romana, а культура и музыка – из южных земель. Алиенора и Раймунд обменивались воспоминаниями – он говорил о временах до ее рождения, когда был ребенком и рос вместе с ее отцом, а она – о годах после его ухода.

– Я бы хотел увидеть Пуатье еще раз перед смертью, – сказал Раймунд, – но сейчас