– атомную бомбу, Трумэн, как он считал, осуществлял справедливое возмездие, наказывая «дикий и жестокий народ», осмелившийся подло напасть на Перл-Харбор и жестоко обращавшийся с американскими военнопленными.

Не менее важными являются слова Трумэна о «незамедлительном» отказе Японии согласиться с требованиями Потсдамской декларации, которыми он оправдывает решение о бомбардировке Хиросимы. Трумэн в своих мемуарах дважды пишет о том, что Япония не ответила на совместный ультиматум. Аналитики из военно-морской разведки США подчеркнули фразу из депеши Того от 30 июля, в которой было сказано: «В сложившейся ситуации мы склоняемся к тому, чтобы тщательно изучить условия Потсдамской декларации трех держав». Кроме того, Управление стратегических служб послало 2 августа президенту докладную [313] записку, проинформировав Трумэна о том, что группа японских дипломатов в Берне сочла Потсдамскую декларацию «полезным документом, который давал возможность выйти из войны». Наиболее сильное впечатление на японцев в Швейцарии произвело то, что «безоговорочная капитуляция» была заменена на «безоговорочную капитуляцию вооруженных сил». Также они утверждали, что союзники не должны «слишком серьезно относиться к тому, что говорится по Токийскому радио», поскольку эти радиопередачи являлись «всего лишь пропагандой, целью которой было поддержание боевого духа японцев». Дипломаты в Берне намекали Аллену Даллесу, что настоящий ответ на ультиматум будет дан по некоему «официальному каналу»[314].

Мы не знаем, видели ли Трумэн и Бирнс эти отчеты. Но если бы Трумэн действительно хотел избежать атомной бомбардировки Японии, он бы предпринял меры для того, чтобы быть в курсе любых фактов, указывающих на готовность японского правительства обсудить условия капитуляции на основе Потсдамской декларации. Нет никаких документальных свидетельств того, что в высших правительственных кругах США происходило какое-либо внутреннее обсуждение реакции Японии на ультиматум. Если Трумэн в самом деле страдал из-за своего решения о бомбардировке, как он неоднократно утверждал впоследствии в своих послевоенных воспоминаниях, то почему же он не обратил внимания на эти сообщения, дававшие слабую надежду на то, что страшного исхода удастся избежать?

Возможно, ответ на этот вопрос заключается в том, что Трумэн ожидал от японцев отчаянного сопротивления на последнем рубеже обороны. Несмотря на то что военно-морская разведка и Управление стратегических служб сообщали о готовности японского правительства принять условия Потсдамской декларации, ОКНШ, несомненно, проинформировал президента о том, что японцы скопили большие силы для защиты Кюсю[315]. Трумэну было хорошо известно, что из-за содержавшегося в тексте Потсдамской декларации требования о безоговорочной капитуляции Япония будет сражаться до конца. Перед ним стояли две задачи: добиться безоговорочной капитуляции и спасти жизни американских солдат. Трумэн не был заинтересован в заключении мира путем переговоров. Он опасался, что любые переговоры с японским правительством будут восприняты как проявление слабости. Смягчение американской позиции в вопросе о безоговорочной капитуляции могло усилить влияние японской партии войны и укрепить боевой дух японцев. В самих Соединенных Штатах такое проявление слабости могло подорвать доверие населения к президенту.

Однако все эти доводы только лишний раз убеждают нас в том, что, по сути, Трумэна мало интересовала реакция Японии на Потсдамскую декларацию. Сделанное Судзуки на пресс-конференции заявление, переданное прессой, а не по официальным дипломатическим каналам, было для него достаточным доказательством того, что японское правительство «незамедлительно отвергло» ультиматум. На самом деле атомная бомба была для Трумэна решением обеих стоявших перед ним задач – и принуждения Японии к капитуляции, и сохранения жизней американских солдат. Поэтому, вместо того чтобы искать какие-то другие варианты, он с большой охотой воспользовался атомной бомбой[316].

Обращает на себя внимание отсутствие в заявлении президента одного очень важного пункта – упоминания о возможном вступлении в войну Советского Союза. Разумеется, его нападение должно было стать неожиданным, и поэтому Трумэн ничего не мог об этом сказать. Тем не менее планировавшееся вмешательство в войну СССР сыграло важную роль в решении американцев как можно быстрее сбросить на Японию атомные бомбы. Трумэн очень торопился. Он понимал, что идет гонка между атомной бомбой и вступлением русских в войну. Поэтому для оправдания атомной бомбардировки он и придумал историю о том, что Япония «незамедлительно отвергла» Потсдамскую декларацию, и по той же причине он так радовался, услышав новость о Хиросиме. Атомная бомба представлялась Трумэну решением всех вопросов: Япония должна была безоговорочно капитулировать, жизни американских солдат были спасены, а Советский Союз не успевал вмешаться в войну. Радость Трумэна, когда ему сообщили о бомбардировке Хиросимы, была вызвана не извращенным удовольствием от убийства японцев, а тем, что все происходило в соответствии с его планом.

Реакция Японии на бомбардировку Хиросимы

В то время как гонка между Сталиным и Трумэном вышла на финишную прямую, своей кульминации достигло и смертельное противостояние внутри самой Японии – между теми, кто выступал за завершение войны, и теми, кто хотел сделать ставку на последнюю решающую битву. В отчаянной схватке за спасение нации обе стороны оперировали новыми формулировками понятия «кокутай», которое до того не имело четкого определения.

Поскольку атомная бомба уничтожила все средства коммуникации, новости о разрушении Хиросимы достигли Токио только вечером 6 августа. Императорский Генеральный штаб получил телеграмму, в которой было сказано следующее: «В 8:15 четыре бомбардировщика Б-29 атаковали Хиросиму и сбросили атомную бомбу, уничтожив большую часть города». Хотя время отправления телеграммы не было указано, эта информация поступила в штаб Второй армии днем 6 августа с военно-морской базы Куре [Hattori 1965:921–922]. Полковник Кэнъити Огата, военный атташе при императорском дворце, записал в своем дневнике: «После 7 вечера премьер-министр получил телефонограмму с военно-морской базы Куре, что около 8 часов утра 2 или 3 самолета Б-29 появились над Хиросимой и сбросили особую бомбу, которая уничтожила больше половины города и убила или ранила огромное количество солдат» [Daihonei ringunbu 1975: 418]. Однако секретарь кабинета министров Хисацунэ Сакомидзу получил днем донесение из Министерства армии о «полном уничтожении города Хиросима и чудовищных разрушениях, причиненных одной бомбой с необычайно высокой эффективностью» [Sakomizu 1965:239]. Судя по всему, первая информация об атомной бомбардировке Хиросимы достигла Токио только вечером 6 августа. Хотя во всех этих донесениях говорилось об «особой бомбе», японское командование сразу поняло, что речь идет о ядерном оружии.

Затем, в ночь на 7 августа, американские коротковолновые радиостанции стали передавать заявление Трумэна о том, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Саидзи Хасэгава из информационного агентства «Домэй» сообщил эту новость Сакомидзу и Того в 3:30 утра. Утром 7 августа информация об атомной бомбе была доведена до сведения императора, но, судя по дневнику Огаты, Хирохито стало известно об этом еще вечером