Тельняшка продолжал колотить в дверь, с каждым ударом на металле появлялась новая вмятина. Казалось, ударь он во всю силу – и снесет толстую герму с петель.

– Не обязательно ломать! – наконец послышалось по ту сторону. – Открываю.

Щелкнули замки, появилась заспанная физиономия.

– Весь этаж решили разбудить?

– Доброе утро, – оскалился Вовчик и схватил патлатого здоровой рукой за горло, втолкнул в квартиру.

В прихожей я запер за собой. Прошел следом, мимо темной кухни в комнату. Тельняшка швырнул рыжего на расстеленный диван. Парень выглядел так же, как и всегда: неопрятный, в своей длинной рубашке… До меня дошло.

– Подними рукава.

Сосед смотрел на меня, улыбаясь.

– Делай, – зарычал Вовчик.

– Это он, – сказал я спустя мгновение, увидев знакомую цепочку ожогов. – Проводник.

Бесформенный балахон, сутулость, измененный голос – рыжий хорошо постарался, чтобы его не узнали.

– Полина говорила, что ты смышленый. – Рыжий перевел взгляд на Вовчика, не снимая улыбки с лица. – Владимир, я полагаю? Как себя чувствует Ирина?

Вовчик молчал, мрачно смотрел исподлобья.

– Вижу, любишь ее. Но в чем прок от такой любви, когда не можешь помочь? Я могу. Сядем все вместе, обсудим…

– А я могу, – перебил тельняшка. – Взять твою голову и сдавить так, что мозги из ушей полезут. – Он продемонстрировал протез. – Хочешь еще обсудить мою женщину?

Я осмотрел знакомую комнату. На ковре еще остались плохо замытые темные пятна, и я брезгливо отступил на линолеум. Сейчас квартира напоминала жилище барахольщика: всюду валялись коробки, не осталось ни одной свободной полки или столешницы. Тюбики с биоконцентратом, баночки с гуталином, бруски хозяйственного мыла, чистые полотенца, сложенные в неровную кучу спецовки… Новые вещи, для кого-то настоящие сокровища, валялись без всякого порядка, как обычный хлам.

– Люди умеют быть благодарными, – сказал рыжий, проследив за моим взглядом.

Сколько же он провел таких собраний, подготавливая «благодарных», если смог все это собрать? Надо проверить, не успела ли что-нибудь вынести Полина, подумал я.

– Ты, сука, ходишь по этажам, даришь соль и дорогие папиросы. Расспрашиваешь о самом больном, ищешь человеческое горе, пользуешься чужой слабостью. А потом забираешь все ценное и обманом выманиваешь тех, кто тебе доверился, в Самосбор. С твоей благодарностью мы тоже знакомы.

– Хотите чаю? – невозмутимо сказал рыжий. – Настоящего, листового. Бьюсь об заклад, вы такого не пробовали.

– Он что, реально бессмертный? – повернулся ко мне Вовчик.

– Как ты делаешь вид, что можешь пережить Самосбор? – спросил я.

– Никаких трюков, Сергей, лишь немного веры и правильный настрой. Я обязательно расскажу об этом подробнее, но давай вначале послушаем твоего друга. Бывшего ликвидатора, бравого бойца Гигахруща! Скажи нам, Владимир, что случается с теми, кто попадает под Самосбор?

– Жопа с ними случается. Такие, как ты, портки мочат, когда видят.

– Это понятно. Но со всеми ли?

– Некоторые просто исчезают, – признал тельняшка.

– Куда?

– Что значит «куда»?

– Ну куда они исчезают? Нельзя просто взять исчезнуть и нигде не появиться, так ведь? Так куда же, по-вашему?

– Я что, похож на очкарика из НИИ? Серег, почему мы вообще его слушаем? Давай я ему…

– Мы хотим, чтобы ты убрался, – сказал я. – С этого этажа. Из этого килоблока. И никогда, слышишь, никогда больше не говорил с Полиной или с кем-нибудь из здесь живущих.

– Хорошо, – легко согласился рыжий, не задумавшись ни на секунду. – Теперь мне действительно придется съехать. Но сначала, как и обещал, я расскажу вам историю. Вы присаживайтесь, присаживайтесь…

– Нет, Серег, он точно не врубается.

Рыжий продолжал, будто не замечая сжатых кулаков Вовчика.

– Это история о мальчике. Все мы были детьми, но не всем нам одинаково повезло с семьей. Родители мальчика часто ругались, отец пил и избивал жену, а самого мальчика запирал в кладовке в прихожей. И если в это время приходил Самосбор, мальчик радовался, ведь за шумом сирен были не так слышны пьяные крики отца и плач матери. Кладовка была такая тесная, что там нельзя было даже сесть. Коридор находился буквально за стеной, и мальчик припадал к ней ухом во время Самосбора, чтобы слышать только сирены. И ничего больше. Но однажды услышал кое-что еще. Голоса.

– О! Дай угадаю! – Вовчик широко улыбнулся. – Они говорили, что он ебанутый!

– Они вообще с ним не говорили. Перешептывались между собой, а он подслушивал. Тогда мальчик узнал, что мир вокруг – это одна большая тюрьма, а тюрьма – это еще не весь мир. И что выбраться может каждый. Теперь мальчик понимал как. Он рассказал об этом маме, естественно она не поверила и избила его. А перед отбоем ее избил отец. Мальчик продолжал упрашивать мать, говорил, что ей не обязательно все это терпеть, что есть другой путь, без боли. Каждый раз мать его наказывала, но со временем побои становились все слабее. И вот однажды она не выдержала и открыла дверь во время Самосбора. И исчезла. Когда сирены смолкли, ее нигде не было. Самого мальчика Самосбор не тронул. А от отца остались лишь бесформенные куски плоти и розовая пена. И да, когда мальчик это увидел, намочил портки, как ты и сказал.

– Ой, заливаешь! – Вовчик покачал головой. – То, что ты, «мальчик», завалил родителей, охотно верю. Но то, что ты не нашел в кладовке, чем загерметизировать дверь… Ха!

Рыжий проигнорировал замечание.

– Мальчик вырос, устроился работать в Службу быта. Ползал среди труб, в дерьме и ржавчине, чинил унитазы и менял проводку. Пока не понял, что тратит жизнь на службу тому, от кого все детство хотел сбежать. Гигахрущ – как пьяный батя, никогда не знаешь, когда ждать от него очередной оплеухи. Однажды Самосбор заберет мальчика, и он снова сможет увидеть мать. Но пока он должен нести людям правду, помочь им найти тех, кого они потеряли. И навсегда выбраться из ловушки.

– Щас слезу пущу, – скривился Вовчик. – Хватит с нас твоих бредней. Серега, звони.

Я подошел к телефону, снял трубку из черного пластика. Все-таки удобно, когда в квартире есть связь.

– Мы давали тебе уйти, но ты опять выбрал болтовню. Теперь свои истории будешь рассказывать в Корпусе.

– Не надо никуда звонить, – понизил голос рыжий. – Корпус уже здесь.

За спиной послышался щелчок затвора. В дверном проеме стоял ликвидатор с автоматом у бедра. Откуда только взялся, неужели все это время просидел в темноте кухни? Я замер с пальцем в диске номеронабирателя.

– Положи трубку, Сергей. – Улыбка сошла с лица Проводника. – Вы отказались от чая, и теперь, боюсь, вам придется уйти. Ты же знаешь, как я не приемлю насилие, и мне очень не хотелось бы просить вас дважды.

Я медленно вернул трубку на рычаг.

– …Твою мать! – выругался Вовчик, когда за нами захлопнулась дверь.

Какое-то время мы топтались в коридоре, не зная, что нам делать дальше. Тельняшка покопался в карманах кальсон, достал пачку с папиросами. Мне курить не хотелось, горечь махорки еще надолго останется в горле после