– Но где ты был потом? Когда он взял автомат и спустился снова.

– Думаешь, я не пытался его отговорить? Ты и сама у него в ногах ползала. То, что он вырос таким упрямым, непробиваемым, как эта стена…

– И тем не менее ты здесь, Сергей. А моего сына рядом нет.

Я отступил, покачал головой. В носу засел запах жженой плоти.

– Хватит делать вид, что это все на тебе одной. Что ты одна задыхаешься по ночам, когда он приходит во сне. Что его отняли у тебя одной. Хватит, эгоистичная ты стерва…

– Пошел вон, – отрезала она и спрятала лицо в ладонях.

Я пятился к выходу. Тошнило от этих лиц, от Полины тошнило. Но повернуться спиной к ликвидаторам я не смог. Уже на самом пороге сказал:

– Если увижу у тебя эту дрянь на руке – домой не пущу.

VII

Заснуть не получалось. Лежал в темноте, прислушиваясь к ровному дыханию Полины. В последнее время тетя хорошо спала.

Она вернулась пару часов назад. Закатала рукава блузки, показывая руки. Расстегнула две верхние пуговицы, оголив плечи и ключицы.

– Дальше раздеваться? – спросила сухо.

Я молчал.

– Он уговорил меня не ставить метку сейчас. Сказал, так нам будет проще понять друг друга. Он надеется, что скоро ты сам до всего дойдешь и мы вернемся к нему вместе. Он плохо знает тебя. Ты такой же упертый, как брат.

Я продолжал молчать. На пороге комнаты она обернулась.

– Мне не нужны ожоги на теле, я знаю, что готова. Ради сына.

Я не сказал ни слова. А должен был.

Уже лежа в кровати и пялясь в темноту, думал, что мне делать с ней дальше. Не запирать же ее на замок. Вовчик, если узнает, предложит чего похуже. Наверное, стоило ей все же рассказать.

Едва я вернулся с технического этажа, на меня на меня тотчас накинулся тельняшка.

– Где ты шляешься, малой? Там по теме твоей отписались. Мужики слово сдержали.

Я осторожно прошел вслед за Вовчиком в комнату, освещенную лишь мерцанием телевизора. Ира спала, отвернувшись к стене.

– Работает лекарство, хоть высыпаться начала, – шепнул тельняшка.

Я даже садиться не стал, лишь сгорбился, нетерпеливо впившись взглядом в строчки на экране. И спустя минуту выпрямился, разочарованно вздохнув.

– Это всё?

– Мне жаль, Серег. Но это всё.

В сообщении не было ничего конкретного. В подвале Дима вступил в контакт с какой-то дрянью, чуть не сошел с ума и не угробил кучу людей. Когда Гаврила с Хохлом видели Диму в последний раз, его уводили под конвоем из нашего килоблока, скорее всего в какой-то из отдаленных НИИ. И все, никаких подробностей.

Ладони вспотели, я вытер их о штаны. Значит, Дима все-таки выбрался из подвала. Живым.

Но в груди не потеплело от этой новости, потому что она не значила ровным счетом ничего. Если Дима и впрямь что-то натворил, то ни в Корпусе, ни в Институте с ним церемониться не будут.

Я не сдвинулся с мертвой точки. Осознание этого окатило ледяной волной, как из неисправного смесителя. Смыло то немногое, за что удавалось держаться последние несколько смен. Опустошило.

… Лежал, не двигаясь, пока не перестал понимать, открыты ли мои глаза.

Надо было ей рассказать. Надо? Но посмел бы я дать ей новую надежду, столь хрупкую, что можно разбить одним неверным словом, одним точным вопросом, одним затянувшимся ожиданием. А вместе с ней разбилось бы сердце Полины. Нет, второй раз ей такого не пережить.

Да и чем бы я отличался, если бы посмел? От Партии, что морочит нам головы всю нашу жизнь, от лжеца в балахоне, готового вести людей прямиком в Самосбор.

Нет, надежда – это стекло, оно трещит под твоими руками, а режутся им другие.

Кажется, я все-таки провалился в дрему. Из нее меня вырвал звук сирен за стеной. Остатки сна комками мокрой ваты засели в голове, боль сдавила виски. Из прихожей донесся какой-то шум, затем я отчетливо услышал, как хлопнула герма.

– Сука!

Вскочил, дотянулся до торшера. Свет ударил по глазам. Щурясь и прикрываясь ладонью, рассмотрел пустую кровать Полины. Бросился к двери.

Тетя лежала у самой гермы, свернувшись калачиком. Я схватился за ручку, дернул на себя, убеждаясь, что полотно прилегает плотно. Сел и сгреб Полину в охапку, прижал к груди что было сил.

Она не сопротивлялась. Дрожала всем телом, рыдая мне в плечо.

– Я не смогла. Прости меня, Димочка, не смогла. Прости, сынок.

Я гладил ее по волосам и спине, баюкал, как маленькую.

– Все хорошо. Все хорошо…

– Я ведь тебя похоронила, глупая. Прости, что похоронила тебя…

До меня не сразу дошло. Мы все его похоронили. Не зная всей правды. Потому что в один момент показалось, что так проще, что это не так больно, как вечное неведение. Показалось.

Что почувствовала Полина там, под светом аварийных ламп? Вину за нас всех? Или наконец к ней пришло понимание, что это не выход, а лишь последний шаг отчаяния?

Она продолжала звать меня Димой, я продолжал шептать какую-то чепуху, надеясь не на слова, но на интонации. Лишь бы только не молчать.

Мы все заслуживаем правду, даже если рискуем оставить свою кровь на ее острых гранях. Я должен узнать, что случилось с братом.

***

Курил на кухне. Полина успокоилась и заснула совсем недавно, но мне в кровать возвращаться не хотелось. Папиросы заканчивались.

– Граждане, зачистка окончена, повторяю, зачистка этажа окончена! – надрывался голос в коридоре.

Глянул на циферблат: четыре часа до рабочей смены. Из комнаты тихо вышел Вовчик, сел на свободную табуретку.

– Хреново, малой? – спросил привычно.

Я кивнул. Конечно, он все слышал.

– Рассказывай.

И я рассказал. И о тайном собрании, и о выходке Полины. Так или иначе он бы узнал. Он так долго строил из себя недалекого вояку с пропитыми мозгами, что я почти поверил. Но лишь почти.

– Что делать думаешь?

– Еще не знаю, – честно ответил я. – Но обязательно что-нибудь буду.

– Хорошо. Вместе покумекаем.

Возможно, впервые я посмотрел на бывшего ликвидатора с искренней благодарностью. В прихожей хлопнула дверь. Пришла Алина.

– Чего не спите?

– А ты чего в такую рань? – спросил Вовчик.

– Хочу еще кое-что забрать. И вообще не разговаривай со мной. – Она повернулась ко мне. – Меня кто-нибудь спрашивал?

– Зря дрищешь, – оскалился Вовчик. – Хотели бы найти, давно бы нашли. И никто бы не спрашивал.

– Я сказала: не разговаривай со мной!

– Капель попей, психованная.

– Ну и сука же ты.

Она ушла в свою комнату, вернулась через пять минут с сумкой в руках.

– Кстати, Сереж, забыла сказать. Вчера снова видела ту тетку, которая распределением жилищных ячеек занимается… ну, я рассказывала. Она говорит, что квартира напротив все еще свободна. По документам туда никто не въезжал.

Мы с Вовчиком переглянулись.

VIII

– Думаешь, один из них? – спросил Вовчик и постучал кулаком в дверь.

– Почти уверен. Те, кто разносит его бредни по этажам, должны где-то