чтоб дышать могла. Безумец по всем статьям. Это же самый яд. Наверняка заразится. И кому он тогда нужен?»

Неожиданно ребёнок выгнулся, втянул в себя воздух и заорал, выкашливая остатки слизи… Травник сейчас же убрал трубку, ловко подхватил дитя на руки и принялся ходить с ним по горнице, что-то бормоча себе под нос. Тихие звуки сложились в колыбельную:

Как у котика-котаБыла мачеха лиха.Кот на печку пошёл,Горшок каши нашёл.

Девчонка перестала плакать. Белая головка легла на плечо травника. Слабая ручка потянулась обнять его за шею.

А на печке калачи,Как огонь горячи,Пряники пекутся,Коту не даются.

Кавалер понимал, что время не ждёт, что пора уходить, вернуться к отряду, но травник пел, и это казалось самым важным. Провались все государственные интересы, была бы жива эта девчонка. «Да, – с полной ясностью понял он, отметая сентиментальные мысли, – это то, что надо».

Глава 2

Крытый возок трясся по разбитой городской мостовой. Возница спешил, то и дело нахлёстывал лошадей, которым всё время приходилось двигаться в гору, так что к северному входу дворца они подлетели в мыле. Дверца возка распахнулась, но никто не вышел. Проклиная всё на свете, возились внутри. Затем наружу высунулись грязные высокие сапоги и обтянутый хорошим сукном крепкий солдатский зад. Бранясь вполголоса, солдаты вытащили из кареты длинный рогожный свёрток.

– Опять разбойника поймали? – зевнув, осведомился старший охранник.

– Не твоего ума дело! – отрезал ловко спрыгнувший с коня кавалер по особым поручениям.

– В подземелье? – подали голос замученные подчинённые. Кавалер задумался. После всего, что пришлось претерпеть в дороге, подземелье казалось ему весьма привлекательным. Но нет, нет. Это всё-таки не годится.

– В Приказ, – велел он и застучал каблуками вверх по лестнице. Следом поволокли неудобный свёрток.

Протопав по сводчатому коридору Приказа внутренних дел, грязный и голодный маленький отряд во главе с кавалером вломился в малую допросную, комнату с толстыми стенами и решётками на окнах, но тёплую и сравнительно чистую. Из мебели там находились стол, колченогий табурет и тяжёлое старинное кресло. Здесь свёрток обрушился на пол. Снизу рогожка зацепилась, откинулась. Открылись лиловые от холода исцарапанные ступни, худые щиколотки, туго стянутые верёвкой.

– Эй, – вдруг озаботился кавалер, носком сапога ткнув рогожу, – а вы уверены, что он живой?

– С утра был живой, – утешили его подчинённые, – а щас – кто его знает.

– Болваны!

Встревоженный кавалер выскочил в коридор.

– Лекаря! – пошло гулять под казёнными сводами. – Лекаря в Приказ! Дело первейшей важности.

Приказные брызнули в разные стороны, кавалер же рысью полетел в королевские покои. Очень скоро он возвратился. За ним поспешал сам королевский медикус, глава Дома Целителей, прославленный травник и великий скандалист.

– Так-с, – сказал он, брезгливо, двумя пальцами приподнимая рогожу. Лица под ней не оказалось. Светлые волосы выбивались из-под нахлобученного на голову мешка.

– Та-ак-с, – повторил медикус, обозрев синяки и кровоподтёки на груди пленника, едва прикрытые рваной крестьянской рубахой, – помнится, я неоднократно предупреждал, что отказываюсь иметь дело с последствиями ваших пыточных экзерсисов. Продлевать мучения несчастного я не намерен, и никакой государственной необходимостью вы меня не запугаете.

– Никто его не пытал, – проворчал кто-то из солдат. – Так, помяли маленько. Да и как не помять, когда он…

– Дерётся как бешеный, – уныло дополнил его товарищ, – пока везли, почти весь отряд в лёжку положил.

– Самого Якоба заломал.

Не обращая внимания на эти рассуждения, господин медикус опустился на колени, потянул с головы несчастного серый мешок.

– Эй, поосторожней, – снова встрял бойкий солдат, – у него глаз дурной. На кого глянет, тот сразу с ног валится. Мешок-то не зря надели.

– Какая чепуха! – пробормотал медикус, с отвращением отбрасывая смятую ткань. Кое-где полотно прилипло к струпьям на разбитом лице, и теперь они опять закровили. Пациент если и не был мёртв, то уже приближался к этому состоянию. Глаз, во всяком случае, он открыть не мог.

– А руки! Что это? Вы в своём уме? – в гневе медикус повернулся к кавалеру. Посиневшие руки пленника были забиты в деревянные колодки. Вид у толстых, видавших виды досок был такой, будто их долго и упорно кромсали ножом.

– К несчастью, кузнеца под рукой не оказалось, – разъяснил кавалер, – так что милосердно заковать его в кандалы не представлялось возможным.

– Ну, связали бы. Человек молодой, почти мальчик, сложения деликатного, а вы…

– Так того… – поведал бойкий солдат, – не держались на нём верёвки-то. Оглянуться не успеешь, а они уже в куски порезаны.

– Убрать! Немедленно! Руки вы ему, конечно, загубили. Едва ли удастся избежать антонова огня.

Кавалер поколебался, но всё же согласно кивнул. Пока с пленника сбивали колодки, медикус извлёк из переносного, отделанного изнутри мягким бархатом ларца флакон.

– Юноша ещё жив, но… Дышите, дышите, голубчик, может, всё обойдётся…

Лохматая белобрысая голова мотнулась по рогожке, уворачиваясь от мерзкого запаха. Кавалер, благоразумно стоявший в отдалении, и то поморщился.

Парень открыл глаза.

– Ammonium solution. Раствор пятнадцать к ста. Слишком крепко, – сообщил он и снова утомлённо сомкнул длинные густые ресницы.

– Лекарь, – ахнул глава Дома Целителей, – учёный медикус! Вы! – Обернулся он к кавалеру. – На этот раз вы перешли все границы! Я доложу его величеству! Видимо, вы не сознаёте, что натворили. В столице, кроме меня, всего два лекаря, считая аптекаря. А по всей стране и десятка не наберётся. И если вы загубили ему руки…

– Ну, собственно говоря, это ваша вина, – усмехнулся кавалер, – всё сделано по вашему совету.

– Вы с ума сошли! Я никогда не…

– Беседуя с его величеством об известных вам обстоятельствах, вы сказали, что тут может помочь только чудо. Живая вода, ласточкины слёзы, Пригорский Травник.

– Чушь. Никакого Пригорского Травника не существует. Это, простите, легенда. Доведённый до отчаяния народ часто склонен предаваться подобным фантазиям.

– Попить бы, – прошептал пленник, – три дня пить не давали.

– Да как тебе, гаду, дашь, когда ты… – хором возмутились солдаты, но кавалер движением брови живо заставил их замолчать. Тут же явилась вода в прозрачном бокале. Поднесённый к губам бокал пленник осушил одним длинным глотком. Попробовал шевельнуть руками, согнуть отёкшие пальцы. Медикус суетился над ним, очищая от грязи глубокие ссадины. Тут же торопливо смешивал нужные примочки.

– Да там пустяки, – слабым голосом поведал пленник, – они меня по голове… в самом начале ещё. Не знаю чем, но приложили здорово. Болит. Сильно.

– А позвольте узнать, чем было вызвано такое обращение? Какие противозаконные деяния вы совершили?

– Детей от глотницы лечил.

– Хм! – Медикус уставился на кавалера, многозначительно подняв брови, спросил вкрадчиво: – Может, всё-таки запрещённые порошки? Ну, знаете, такие, для удовольствий.

– Не… детей лечил… Расплывается всё… Душно тут…

Разъярённый медикус зашипел на присмиревшего кавалера. Глубокое кресло живо переставили к окну. Нежно и осторожно усадили пленного травника. Медикус собственноручно распахнул тугую створку. Пахнуло холодом, дымком от городских труб, вольным осенним ветром.

Пленник, дотоле тихий и смирный, вдруг рванулся навстречу ветру и с налёту плечом и локтем ударился о частую решётку. Непослушная рука бессильно скользнула по