Я вспомнила наш с ним разговор и внезапная догадка ударила по виску сильнее всякой мигрени. Рюдзин преобразовывал хширасс в драконов и изучал, а вот меня… точнее, моё тело в этом мире — создал с нуля. Не переделал кого-то, не дал силу, не избавил от необходимости следовать законам. Не слепил из того, что было, а взял чистый пластилин.

— Зачем ты создал… меня? — выдавила я и пошевелила языком во рту, чувствуя, как всё внутри пересохло — не только нёбо, но и горло, а лёгкие словно сжались.

— Уже лучше. Похвально, — убрав веер, Рюдзин счастливо зажмурился. — Ты — маленький атомный реактор.

Озадаченно хлопнув глазами, я зачем-то опустила взгляд и посмотрела на свою грудь.

Внутри меня пряталась собственная Грань. Я не могла ей пользоваться, не могла призвать магию, но источник — был. Неиссякаемый, бездонный колодец.

Так он говорил раньше.

— Знаешь, в чём проблема путешествий между осколками? Разумеется, нет. Не дёргайся, — внезапно речь Рюдзина сделалась чуть теплее и живее, — я не жду от тебя ответа или попытки что-то понять. Самый простой способ перемещения — порталы. Создать прокол в одной точке и в другой, привязать нить к двум разным местам и стянуть их. Если прикладывать этот способ к перемещению между мирами, возникает проблема недостатка энергии, чтобы сделать прокол на выходе. Ей просто неоткуда там взяться, потому что чем дальше мир от изначального — тем меньше в нём магии.

Он облизнул нижнюю губу и наклонился вперёд, коснувшись сложенным веером моей руки.

— Всё, естественно, куда сложнее, чем два прокола, — продолжил дракон. — Ткань реальности одного мира, ткань реальности другого… Ассоциативное мышление позволяет упростить объяснения и свести всё к чему-то более простому — дырки и нитка. И определённо существуют другие способы перемещений между мирами, но пока мне бы хотелось проверить самый простой. С чего-то начать. Понять, как выглядит другая ткань.

— Поэтому… поэтому ты не препятствуешь моему возвращению домой? — осенило меня. — Я вернусь к себе и стану там источником?

— И да, и нет, — помахал рукой Рюдзин, скорчившись так, будто ему под нос подсунули что-то дурнопахнущее. — Не заморачивайся. Сейчас я здесь для другого.

Он откинулся назад, поднял взгляд к потолку, постучал веером по подбородку… скосил на меня изумрудный глаз. Не знаю, почему у меня не выходило отвернуться, почему я так жадно наблюдала за каждым его жестом. Словно в этом таилась разгадка возвращения домой.

— Я сниму с него ошейник и помогу, — ухмыльнулся Рюдзин, — если Шад расскажет тебе, за что попал в рабство.

Шад неожиданно рванул вперёд, но был остановлен жёстким пинком дракона и отлетел куда-то под стол. Я не дёрнулась к другу только из-за того, что Рюдзин пригвоздил меня взглядом.

Все пользуются его помощью, а мне — нельзя?.. Обида вспыхнула и захлестнула, поглотив и страх, и беспокойство за Шада.

Медленно, то и дело поглядывая на дракона, я слезла с табуретки и вытащила кота из-под стола. Осмотрела его, прижалась к нему щекой и прошептала:

— Давай согласимся. Прошу тебя.

Отстранившись, мы какое-то время играли с ним в гляделки. Шад привычно щурился, явно не одобряя даже временный союз с заклятым врагом, но… всё-таки сдался. Прикрыл глаза, потянулся ко мне носом, боднул башкой и, вывернувшись, залез на плечо. Боясь его уронить, к Рюдзину я повернулась осторожно и в чём-то величественно.

— Хорошо, — почувствовав, как сердце ухнуло в живот, сказала я. — Пожалуйста, помоги нам.

Рюдзин вспорхнул с кровати, молниеносно схватил Шада за шкирку, а меня — за запястье. Я не успела испугаться. Вокруг заплясал серебряный вихрь, вместе с вдохом в меня протиснулось что-то плотное и текучее. И когда всё закончилось, я наклонилась вперёд и закашлялась, будто наглоталась воды после неудачного прыжка в воду. Носоглотку, по крайне мере, жгло похоже, а во рту появился солоноватый привкус.

Мы стояли в тени деревьев, на краю пыльной, заросшей и несомненно старой дороги, по которой раньше ездили телеги — две характерные колеи тянулись в разные стороны. Солнце слепило куда ярче, чем над Корбеником, и нестерпимо жарило — воздух дрожал над раскинувшимся лугом, в глубинах которого стрекотало бесчисленное полчище кузнечиков. За зелёными просторами темнела кромка леса, за нашими спинами тоже простирался лес — хвойный и тёмный, с несколькими пятнами просветов, где виднелись поваленные деревья.

Первым делом я подумала, что на такой жаре волосы после купален высохнут куда быстрее, поэтому сняла платок и распустила косу. Расчёсывая пряди пальцами, я вздрогнула, когда заметила рядом Шада.

В человеческом обличье.

Точнее — в наполовину человеческом. Увидев его без тюрбана, я наконец-то поняла, почему он не снимал его раньше — на чёрной макушке красовалось два пушистых уха. Совсем как у Хэн Фанга, только форма — другая. Не лисья, кошачья.

Он был одет куда легче, чем я — широкая рубаха с подвязанными на кистях рукавами, кожаные штаны и мягкие полусапожки. Подаренная мной чёрная лента всё ещё скрывала под собой рабский ошейник.

Не знаю уж, переоделся он в это после побега из Рашхшудура, а потому после обратного превращения выглядел так, или Рюдзин создал ему одежду магией, чтобы не возникло неловких ситуаций. Но завидно — было. Мне хотелось вылезти из тёплой вязаной кофты, которую отыскал для меня Бусина, стоило ему видеть, какая его подопечная мерзлячка. В неё, что самое забавное, были вшиты мелкие стеклянные бусины то тут, то там — в основном на рукавах.

Шад не смотрел на меня — потрясённо изучал окружение, узнав дорогу. Сначала он сделал робкие полшага, шаркнул по земле сапогом, и сразу — перешёл на бег, рванул так, будто от этого зависела его жизнь.

Недалеко. Едва ли с десяток шагов, и Шада дёрнуло назад что-то невидимое, он повернулся в воздухе и упал носом в землю, подняв клубы пыли. Да так и остался лежать.

— Пока не выполнишь условие — сбежать и не пытайся, — мрачно усмехнулся Рюдзин.

— Я… и не пытался сбежать, — тихо произнёс Шад, приподнявшись на руках.

У меня перехватило дыхание, стоило услышать его голос. Не заметила, как подбежала к нему и упала на колени, крепко обняла, ткнулась носом в плечо,