Поведайте – я високосен

И счетом двадесять восьмой!

С Европы я раздумье сброшу

И царства сильные взъерошу

Христолюбивою войной.

Все нападут на Магомета,

Один Австриец за него,

Но, верьте, нам помеха эта

Не составляет ничего…

Но прочь политика, довольно

Я напророчил вам об ней!

Другим потешу круг застольный

Меня внимающих друзей:

При мне есть сумка – в сумке этой

Хранятся жребии людей

На дни, объемлемые мною…

Не помню всего стихотворения, также и всех предсказаний. Нам особенно понравилось четверостишие к В-му, который часто не мог выходить из дому за неимением панталон, но к новому году сшил себе новые:

Ты мне мил, ты парень ловкий

И пример других годов —

Подарю тебя обновкой,

Парой новою штанов!

Во всем этом хотя и не было особенного поэтического достоинства, но чрезвычайно нас тешило. Мы пировали до рассвета, и, конечно, каждый из нас, благодаря Языкову, целую жизнь будет помнить встречу 1828 года…»

Песня – 1827-го года:

Из страны, страны далёкой,

С Волги-матушки широкой,

Ради сладкого труда,

Ради вольности высокой

Собралися мы сюда.

Помним холмы, помним долы,

Наши храмы, наши сёла,

И в краю, краю чужом

Мы пируем пир весёлый

И за родину мы пьём.

Благодетельною силой

С нами немцев подружило

Откровенное вино;

Шумно, пламенно и мило

Мы гуляем заодно.

И с надеждою чудесной

Мы стакан, и полновесный,

Нашей Руси – будь она

Первым царством в поднебесной,

И счастлива и сильна!»

Николай Языков – брату Петру, 23 февраля 1827 года, из Дерпта:

«Я было воз[на]мерился нынешний весь пост пропоститься: первая неделя шла еще хорошо, а вторая, теперешняя, совсем испортилась. Здесь вовсе нечего есть в сем случае, кроме картофеля, картофеля и картофеля; а сия главная потребность гастрономии Немцев и в мясоед уже мне до смерти надоела, хотя приправляется тогда еще кой-чем и скоромным, сохраняя всегда важное право служить основою брашен. Замечу мимоходом, что мне, которого нездоровье происходит единственно от излишества здоровья, мне необходимо впредь, когда буду на свободе и в стране хлебородной, питаться более пищей легкою, куда не принадлежит в тесном смысле картофель, есть вещества кислые и соленые, зане из них образуется менее крови, и так далее. Все это возымеет свое действие во время исполнения моего поэтического плана, о котором ты напрасно думаешь, что он только мечта, игра чувств, фантасмагория!»

Николай Языков – матери, 5 апреля 1827 года, из Дерпта:

«Поздравляю вас с наступившим праздником Светлого Воскресения, любезнейшая Маминька! Здесь он как-то ни то, ни сё. Я говел на Страстной неделе, исповедовался, причастился – и после текущих праздников снова примусь за труды и подвиги духовные. У нас весна стоит прекраснейшая: светло, тепло, даже жарко, тихо и вообще разгульно. К Троице съезжу в Петербург; я было хотел сделать это к Святой, да не возмог; притом же и самые дороги теперь еще не исправе, и езда тряска до крайности.

Вы уже, конечно, переехали в деревню: радуюсь вашей радости; и мне придется с месяц пожить где-нибудь недалеко от Дерпта, на воздухе вольном, для окончания моих дел к экзамену, а в городе здесь и пыльно, и скучно, и жарко во дни жаркие.

Кто у вас губернатором? и каков молодец? Я только слышал, что уже не хохол. Что поделывает ваша мадам и чему учит Катушу? и каково идет ученье? Когда переселюсь вовсе к вам, то и сам могу кой в чем быть учителем Катуши и, верно, сделаю свое дело не хуже всякой наемницы. Всё будет. Когда же будет – Бог знает.

Что поделывает Параша? Она ко мне давно не писала, и я к ней тоже; да ведь это с ея стороны не отговорка: она, верно, знает и чувствует, что мне гораздо любопытнее и нужнее ея письма, чем ей мои.

Прощайте покуда. Христос воскрес! Пора на почту.

Ваш покорнейший сын

Н. Языков

Всех целую».

Николай Языков – матери, 19 мая 1827 года из Дерпта:

«Мой почтенный приятель Татаринов доставил мне очень приятную возможность писать к вам. Примите его, как выходца из краев, где я до сих пор томлюсь и вздыхаю, как человека близкого мне по сердцу, делам и безделью, как ягоду одного поля со мною; обласкайте, угостите в мое воспоминание; он много расскажет вам о моем житье-бытье, о Дерпте вообще – много любопытного, чего бы я и сам не рассказал и чего не может быть в моих письмах потому именно, что язык, чей бы то ни был, всегда откровеннее пера: зане последнее пишет под надзором глаз, которые часто не видят, что язык делает».

Николай Языков – всей семье в Симбирск, 14 сентября 1827 года из Дерпта:

«Татаринов благополучно сюда прибыл и находится такожде. Благодарю за постройку дома – может быть выстроен огромнейший. Слышно,