трапезы. На столе горели настоящие свечи – хотя призрачного мерцания кроча вполне хватало для освещения. Пища была… Исана не решалась назвать это пыткой, потому что первые попытки маленького Тави состряпать пирожки выходили не менее убийственными. Но по неумению или по злобе, пища неприятно шевелилась в животе. Исана предпочла бы обойтись без ломтей кроча, никак не желавших походить на изображаемые блюда.

Со сражения у Ривы прошло несколько дней. Исана, спустившись в вечерний улей, наблюдала, как пауки устраивают Арариса в слое кроча.

– У меня для тебя сюрприз, – сказала царица.

Исана чуть не вздрогнула. Она только теперь заметила царицу у себя за плечом.

– О, – безразлично произнесла она. – Сюрприз?

– Я обдумала твои доводы в пользу должной подготовки оборудования для обеденного ритуала.

– Чистые тарелки, – вспомнила Исана. – Чистая скатерть. Столовые приборы.

– Ваш вид молод и слаб, – рассуждала царица. – Ворду не угрожают болезни. Мы живем дольше большинства заболеваний. Мы их переживаем. Гигиена обеденного ритуала для нас излишня.

– Однако, – сказала Исана, – без нее ритуал не полноценен.

– Именно, – согласилась царица. – Здесь действуют… неосязаемые факторы. Те, что делают ваш род столь непредсказуемым. – В ее голосе прорезались капризные интонации обиженного ребенка. – Им следовало переломить хребет в Риве. А они защищались упорнее, нежели за все время моих наблюдений.

– И впредь решимости у них будет прибавляться, – сказала Исана, – а не убывать.

– Это нелогично, – сказала царица.

– Но это так.

Царица уныло разглядывала Исану.

– Я позволю тебе соблюдать принятый порядок обеденного ритуала. Тебе принесут емкости с водой. Ты можешь использовать соль и воду для мытья принадлежностей. В твоем распоряжении час. Подготовь три места.

Она резко развернулась и отошла к выстланному крочем куполу, из-под которого отдавала приказы своим созданиям.

Восковые пауки принялись подносить посуду, тарелки, чашки. Исана не сомневалась, что миски с водой и солью не заставят себя долго ждать.

Вздохнув, она засучила рукава, гадая, случалось ли раньше Первой госпоже Алеры оказываться в роли посудомойки у вторгшегося в их владения врага.

Через час с небольшим к их трапезе, впервые после сражения под Ривой, присоединилась госпожа Инвидия.

Увидев ее, Исана ужаснулась. Инвидия обгорела. Страшно обгорела. Хотя на некоторых участках ее лица и шеи виднелась свежая розовая кожа, свидетельствующая о том, что плоть была обработана заклинанием воды, это лишь создавало контраст с толстыми рубцами от ожогов, которые ни один целитель не смог бы залечить. Инвидия считалась одной из первых красавиц Алеры. Все еще можно было увидеть слабые отголоски былой красоты, но они лишь делали шрамы на ее лице, напоминающие расплавленный воск, еще более ужасными. Внешний уголок одного глаза у нее был опущен, как будто плоть растаяла и немного опала, прежде чем снова затвердела. Губы ей стянуло вечной ухмылкой. На месте волос среди бугристых шрамов пробивалась короткая щетина. Такие же шрамы виднелись на твари, которая по-прежнему вздрагивала и изредка шевелилась у нее на груди.

– Добрый вечер, Исана, – сказала Инвидия. Речь ее стала несколько невнятной, словно она выпила лишнего. – Всегда рада встрече.

– Великие фурии, – ахнула Исана. – Инвидия, что же это?

В глазах бывшей жены консула мелькнуло что-то гадкое.

– Развод.

Исана вздрогнула.

Инвидия, взяв ложку, внимательно ее осмотрела. Осмотрела и тарелку. И, бросив удивленный взгляд на Исану, обернулась к царице.

– Как я понимаю, она тебя убедила?

– Я решилась на этот опыт, – ответила царица, – в предположении, что он позволит глубже понять алеранцев.

Инвидия перевела взгляд на Исану и растянула рот, обнажив зубы.

– Понятно. Хотя я не вижу большого смысла в продолжении опыта. Обеды скоро останутся лишь в исторических хрониках. Вместе с тарелками и прочей посудой.

– Мой долг, в числе прочего, в том, чтобы узнать и впитать силы тех, кого мы заместим собой, – ответила царица. – Эмоциональные узы между однородными линиями крови представляются основой связи рода в более широком понимании. Их изучение оправданно.

Пока царица говорила, Исана восприняла усилившееся движение ее чувств: короткий всплеск грусти и сожаления, тонкий и холодный, как заиндевелая хвоинка. На Инвидию Исана не смотрела, но чуткостью водяного мага улавливала в ней прежнее кипение боли, страха и ненависти.

Бывшая жена консула пропустила тот миг, когда царица открылась для удара.

Очевидно, искусство заклинательницы фурий, да и сам разум ее были ослаблены ранениями и мучительной болью. Самое время надавить, выжать кое-какие сведения, обнаружить слабые места…

Снаружи улья прозвучал тонкий переливчатый визг или свист. Царица резко обернулась к выходу – неприятно было видеть голову, разворачивающуюся разом на половину окружности, – и немедленно встала из-за стола, чтобы вернуться под мерцающий купол.

Следя за ней глазами, Исана ковыряла еду. Она до смерти проголодалась, но это кушанье – задуманное как сочетание маринада и жаркого? – было особенно отвратительно на вкус.

– Не правда ли, ужасно? – заметила Инвидия. Она отрезала себе кусочек, наколола на вилку и принялась брезгливо жевать. – В соотношении одного к десяти, где десять – наиболее отвратительно, а один – почти съедобно, это блюдо, пожалуй, не уложится.

Исана съела, сколько сочла возможным, – немного. Она загнала съеденное в желудок несколькими глотками воды. Начинать атаку она не спешила. Инвидия и ослабевшая, конечно, заметила бы открытое наступление.

– Полагаю, для поддержания жизни хороший вкус не обязателен.

– Однако, чтобы удержать от самоубийства, он должен быть несколько лучше этого, – отозвалась Инвидия и, устремив взгляд на Исану, усмехнулась. Усмешка вышла уродливой. – О, Первая госпожа, что вас так растревожило?

Исана отрезала еще ломтик от прямоугольной плитки жареного кроча. И стала очень медленно жевать.

– Мне жаль видеть тебя в таком состоянии, Инвидия.

– Как не пожалеть! – Голос Инвидии сочился ядом. – После всего, что мы сотворили друг с другом, ты не можешь мне не сочувствовать.

– За твои дела, Инвидия, тебя надо бы удавить в петле, – мягко ответила Исана. – Но это не значит, что мне приятно видеть твои страдания. Ничьи страдания меня не радуют. Твои в том числе.

– Каждый рад был бы увидеть чьи-то страдания, – возразила бывшая жена консула. – Нужно только найти чьи и подыскать оправдание.

– Ты действительно в это веришь? – тихо спросила Исана.

– Такова правда жизни, – резко ответила Инвидия. – Мы бескорыстны, пока бескорыстие согласно с нашими целями и легко дается – или когда отказ от него дорого стоит. Но в действительности никто не желает жертвовать собой. Все желают только признания и одобрения такой жертвы.

– Нет, Инвидия, – тихо, но твердо возразила Исана. – Не все таковы.

– Все, – с болезненной настойчивостью уверила Инвидия. – Ты такова. Как бы ты себя ни обманывала, в тебе живет ненависть ко мне. Ты бы с наслаждением вырвала мне глаза и