Немецкая пехота в пяти минутах.

Райзигер снимает противогаз. Делает это с маленьким личным торжеством. Легкий поклон в сторону берез, рывком назад с себя стальной шлем – и медленно, движениями отправляющего службу священника он наконец стягивает с лица проклятый резиновый кожух.

Сперва хочет его сбросить. Ну уж нет, всё-таки эта маска превосходна. Он медленно и торжественно помещает ее в каску. Что ж, теперь мой выход. Он кладет руки на бедра, выпрямляется и делает вдох – настоящий, приличный, чистый воздух. Глубокий вдох. Глубокий выдох. Слава богу, я еще жив!

Противогаз протирается грязным платком и вешается на грудь в качестве предосторожности. Каску на голову. Галопом по лесу.

Насквозь. Всё верно: высокая насыпь самой дальней тыловой позиции немецкой пехоты.

– Часовой!

Никто не откликается.

Ну конечно, может, там и некому откликаться. Это было бы печально. Господа пехотинцы могли ускакать неизвестно как далеко вперед.

Райзигер спрыгивает в траншею. Любопытно: я первый артиллерист, налаживающий связь с нашей бравой пехотой. Что ж, они будут рады. Что они скажут, интересно?

Итак, здесь свернем за угол. Через ходы сообщения, а теперь вперед! Ничего не скажешь, отменно построенная позиция.

Как песня – всё такое чистое, со славной обрешеткой под ногами. Хоть катись по ней. Одно удовольствие.

Вперед. Ага, вот и поперечная. Ну, кто тут сидит?

– Часовой! – Райзигер смотрит направо – никого. Налево. Пробегает еще немного. А вот и первый бункер.

– Эй там!

Никого. Так, вернемся в траншею. Черт возьми, кажется, они далеко умотали. М-да уж, операция «Анна». Поработала артиллерия. Трусим дальше.

Еще бы не так жарко было. Но я ведь уже минут двадцать бегаю рысью по этим закоулкам. А они всё пустыннее. И всё ж надо бежать дальше.

Вперед, вперед! Наконец за третьим поперечным окопом вдалеке виднеется четвертый. Там черная высокая стена. Бруствер особенно высок. Ага, это, вероятно, была первая из передовых траншей. Там должно быть только несколько постов. Но они хоть скажут, насколько далеко вперед ушли остальные.

И правда, там что-то движется.

– Эй там!

Черт, да это офицер. Старший офицер. Не очень-то он обрадуется, если с ним так поздоровается молодой лейтенант. Так что побыстрей к нему.

Райзигер спотыкается, почти падая, ноги его быстро стучат по деревянным решеткам настила.

И вот он в двух шагах перед офицером. У того седая борода и седые волосы. Вот это да, да он без каски?

Подходит ближе, приветствует. И правда, это майор: погоны должны быть закрыты, но одна из накладок немного сдвинулась, обнажив толстые витые шнуры.

– Лейтенант Райзигер, дежурный офицер третьей батареи двести пятьдесят третьего на позицию прибыл!

Майор не двигается.

Рука все еще у каски.

– Разрешите представиться, герр майор, ординарец Райзигер – из полевой артиллерии!

Майор делает шаг навстречу, поднимает руку, словно хочет схватить его за воротник, затем опускает. Широко ухмыляется. Изо рта его доносится ужасный пронзительный смех.

Да что, черт возьми, происходит? Райзигер в растерянности. Он что, меня не понимает? Рука на каске, всё еще по уставу, но голос немного дрожит:

– Мой командир запрашивает у герра майора примерные данные, где сейчас находится наша пехота.

Майор снова поднимает руку. Но сейчас он не хватает ею Райзигера – он сгибает руку и часто машет тыльной стороной ладони у себя перед глазами. Сперва это звучит как смех, но тут Райзигер понимает, что это не смех, а припадок ужасных рыданий. Слезы льются ручьем из-под ладони.

Что тут сказать, ради бога? Он что, с ума сошел? Как это понимать? Ох дерьмо, все эти уставные формы.

Райзигер подходит, хочет положить руку ему на плечо, но не решается и только говорит:

– Могу ли я чем-нибудь помочь герру майору?

Рука майора отрывается от лица, падает вниз. Большие серые глаза смотрят на Райзигера. Всё смотрят и смотрят. Всё смотрят и смотрят. Наконец, голова дергается. Плечи пожимаются. Голова поворачивается в сторону траншеи. Затем поворачиваются плечи. Затем тяжело поворачивается всё туловище. Затем левая рука делает беспомощное движение, тоже указывая в сторону траншеи.

Райзигер проходит мимо и смотрит в том направлении.

– Герр майор!

Ни слова больше. На бруствере лежит пехотинец с белым лицом, стоя на коленях на штурмовой лестнице. Еще один рядом. Третий. Четвертый. Пятый. Десять. Сто. Насколько можно видеть – один человек рядом с другим. Держат голову высоко, рука на винтовке. У всех левое колено на последней ступеньке маленькой шаткой штурмовой лестницы. И у каждого маленькая дырочка под стальным шлемом, между глаз, или в щеке, или возле уха, или на шее.

Нет смысла разговаривать с бедным майором. Райзигер больше не обращает на него внимания. Он возвращается в траншею. Голова его примерно на той же высоте, что и странно окаменевшие колени, застывшие на последней ступеньке штурмовой лестницы. Он продолжает идти. Заброшенные бункеры. Банки с едой. Повсюду большими кучками аккуратно разложены ручные гранаты.

Он ходит с закрытыми глазами. Он больше не смотрит, потому что чувствует: можно идти сколько хочешь. Плечо всегда зацепляется за чье-то колено на штурмовой лестнице. Постоянно на высоте твоей левой руки оказывается очередная нога в нечищеном, грязном ботинке.

Но ведь должно же быть хоть одно живое существо здесь, в траншее!

Идет дальше. Хочет бежать, но не хватает смелости. Поэтому идет, медленно, шаг за шагом, глядя в землю, а левым плечом… Это невозможно вообразить. Иногда он шепчет у входа в бункер:

– Пехота.

Даже у шепота есть эхо. Но нет ответа.

Хоть какая-то удача: наконец-то какой-то унтер-офицер висит поперек над траншеей, склонив голову, зацепившись коленями за штурмовую лестницу. Хотя бы какая-то другая картина. Тоже мертвый, но по крайней мере человек. Дальше. Вот тут сапа. Есть кто живой? Он не решается войти. Но всё равно это делает. Всего лишь несколько шагов. Пулемет. Сержант, голова опущена: мертв. Двое солдат тоже. А нет, один из них жив! Конечно, жив! Лежит на боку, без шлема. Засунул руку под разорванную шинель. Дышит.

Райзигер медленно приближается:

– Эй, товарищ?

Тишина. Так длится какое-то время. Его глаза увеличиваются. Вот и весь ответ.

– Что случилось, камрад?

Вероятно, это он понял. Привстает. Райзигер обхватывает его за шею и поддерживает.

– Можешь мне поверить… всё кончено. Что бы ни… вылезло из траншеи… все лежат метрах в ста перед нами… конечно, мертвые. А остальные… ну, сам видишь… Сможешь меня забрать?

Райзигер укладывает его обратно и гладит по голове:

– Враг еще там?

– Должен быть он. Никогда не видел столько пулеметной стрельбы… как сегодня утром… забери меня.

Операция «Анна»?

– Камрад, забери меня.