– Если вы хотите это обсудить, говорите со мной, но не трогайте Магдалину. В ее положении нельзя волноваться.

– Хорошо, – согласился тот, – извольте пройти в кабинет.

– Что вы намерены предпринять? – спросил Эдгар, когда они уединились с графом Романеску.

– Я не стану держать ее под своей крышей после того, что она сделала, – последовал суровый ответ.

– А что, собственно, такого ужасного она сделала? – возразил Эдгар, изящно выгнув бровь. – Скажем так, повела себя несколько легкомысленно. Да, девочка оступилась, но это поправимо. Ребенка даже можно оставить расти в замке, сказать, что это приемыш, взятый из милости. И все будет шито да крыто, никто ничего не узнает.

– Значит, вот что для вас главное – чтобы все было шито-крыто? – заключил из этих слов граф Милош. – Она, должно быть, тоже рассуждала так, отсюда ее распущенность. Вы растили Магду как принцессу, во всем ей потакали, с самой колыбели. Она ни в чем не знала отказа и выросла избалованной дурой. Это вы испортили ее!

– Вы сейчас вините меня, тогда как сами не занимались ее воспитанием, – холодно парировал Эдгар. – Вы не уделяли ей ни минуты своего драгоценного времени.

– Она лишь женщина, – пренебрежительно пожал плечами граф. – Единственные ее достоинства – красота и невинность. Теперь же осталась только красота. Она вылитая мать.

В ответ до невозможности похожий на Магду дядя иронично усмехнулся. Эта самодовольная улыбка очень шла его красивому лицу, которое смотрелось особенно молодым на контрасте со стареющим родственником. Граф с удивлением отметил, что шурин по-прежнему выглядит на тридцать лет, хотя ему должно быть уже под пятьдесят.

– Она не лишь женщина – она моего рода, – весомо сказал Эдгар таким тоном, словно это ставило Магдалину несоизмеримо выше других женщин.

– Да она и пошла в ваш род, и я рад, что не в мой! – сказал граф в бешенстве. – Но беспутная дочь опозорила мой род, к которому, к несчастью, принадлежит. Кажется, у меня сделается удар из-за нее.

Граф мучился бесплодными раздумьями о природе этой странной порочности Магдалины, что скрывалась за ее ангельской внешностью и показной кротостью. Злился он и на Эдгара Вышинского, присутствие которого терпел и вынужден был величать братом, а тот отвечал ему затаенным пренебрежением под маской слащавой учтивости. Магдалина – достойная представительница рода Вышинских, их порода, которой граф Милош уверенно приписывал душевную и физическую слабость. Даже болезнь крови у злосчастной Магды была от них. Он давно сожалел, что имел неосторожность из-за легкого увлечения породниться с этим семейством, с их гордыней и отвратительными пороками, о которых неосознанно подозревал.

Граф опустился в кресло напротив, утомленный спором, и внушительно проговорил, желая поставить точку:

– Это мой дом, и распутству тут не место. Я намерен выгнать девчонку вместе с ее приплодом. И не желаю даже произносить ее имя! Вы можете убираться вместе с ней, если вам угодно. Лучше бы у меня вообще не было детей, чем одна только дочь, и такая!

Эдгар устал выслушивать всю эту грязь и решил, что момент истины и его триумфа настал.

– Так у вас и нет детей. – Он торжествующе посмотрел на графа и рассмеялся. – Магдалина не ваша дочь – она моя дочь. Мне следовало сказать вам об этом раньше, когда она была маленькой, и забрать ее, но по определенным соображениям я не мог этого сделать. Она никогда не была вам нужна по той простой причине, что родилась девочкой.

Граф остолбенел, и Эдгар, внимательно следивший за выражением его лица, почувствовал глубокое моральное удовлетворение. Воцарилось молчание, и лицо графа Романеску по мере осознания им смысла сказанного становилось все более недоуменно-оскорбленным. Однако ожидаемого гнева не последовало. Граф Милош совсем не любил Магду.

– Как это возможно? – пробормотал он. – Значит, Эвелина-Офелия не была вашей сестрой?

– Была, – ответил Эдгар, – Эва – моя сестра, но это не помешало нашей взаимной и страстной любви. Вас она никогда не любила и вышла замуж, чтобы прикрыть наш грех.

Граф присмотрелся к своему шурину и впервые заметил, что Магда больше похожа не на Эвелину, а на Эдгара, но понял он это слишком поздно. Страшное признание шурина повергло графа в состояние шока, он не мог и вообразить такого кошмара. О правдивости этих слов свидетельствовали частые слезы Эвелины после свадьбы и ее неизбывная тоска, хотя, видит бог, он хотел сделать жену счастливой. Затем она слишком поспешно объявила, что ждет ребенка, а он тогда так обрадовался будущему наследнику, что ничего не заподозрил. Девочка родилась довольно крупной и вполне доношенной, хоть и на полтора месяца раньше положенного срока. Граф Романеску вспомнил Эвелину в подвенечном уборе – такую прекрасную невесту, а затем глаза ее брата, когда тот приехал посмотреть на новорожденную, да так и остался жить в замке.

– Зачем я женился на ней? – тихо проговорил граф Милош, словно вопрошая сам себя. – Я не так уж любил ее… хотя мне казалось первое время…

– Действительно, зачем? – откликнулся Эдгар, и в его ледяных глазах вспыхнула презрительная насмешка. – В противном случае у Эвелины не было бы иного выхода, кроме как остаться со мной. Тогда Магда была бы моей законной дочерью. Я всегда мечтал дать ей свою фамилию.

– Теперь мне ясно, откуда у нее такая порочная натура, – произнес граф, овладев собой, и посмотрел на него с не меньшим презрением. – Яблоко от яблони недалеко упало.

Эти слова сильно оскорбили Эдгара. Он в упор взглянул на сродника, его темно-синие глаза сверкнули и сузились, и в голове у графа Романеску внезапно лопнул какой-то сосуд. Эдгар смотрел на своего умирающего зятя, не без удовольствия наблюдая его агонию, и снисходительно бросил:

– Вам следовало больше любить ее, вы все же считали Магдалину своей дочерью. Вы ни разу не подошли к ней, когда она была маленькой. Впрочем, вместо вас у нее всегда был я, как мне и подобало. Я даже благодарен вам за это – она была всецело моя.

Эдгар непринужденно поднялся с кресла и направился к выходу. У самых дверей он обернулся и напоследок признался медоточивым голосом:

– Ах, вот еще что. Я забыл сказать вам, граф, что вашу последнюю супругу, Андреину, убил я.

Глава 27

Граф Романеску скоропостижно отошел в мир иной, и эта смерть никого не огорчила. Эдгар и его дочь наконец освободились от гнетущего присутствия графа и стали полноправными хозяевами замка.

– Теперь все здесь твое, и