Глава 25

Годы летели мимо Эдгара, не затрагивая его, но в полной изменчивой и убийственной силе отражаясь на его дочери. Магда росла и превращалась из девочки в женщину, но для Эдгара она всегда оставалась его маленькой дочуркой, хотя уже не была той крошкой, которую он брал на руки. Эдгар смог смириться с ее женской прелестью и научился ценить в Магдалине личность, редко, впрочем, проявляющую себя из-за видимой слабохарактерности и противоречивости, которая была непонятна даже ему, ее отцу.

Сам же Эдгар не менялся. Однако сумел внушить окружающим уверенность в том, что тело его претерпевает обычные возрастные изменения. Однако ни единой лишней морщинки не появилось на его коже, ни одна черта лица не переменилась. Эдгар умер молодым, и его жизнь, оборвавшаяся в тридцать два года, навсегда остановилась на том возрасте. Этого не ощущалось, пока Магдалина была маленькой, но когда дочь подросла, Эдгар стал переживать, ему хотелось выглядеть как ее отец. К его утешению, духовная разница в возрасте между ними все же была, и Эдгар, находясь рядом с Магдой, чувствовал себя на свои сорок девять. Он желал бы стареть, как ни страшился дряхлости, потому что временами терял нить реальной жизни. А его смертная и тленная девочка меж тем все взрослела, подавляя его бессмертие и вечное величие.

Когда Магдалине исполнилось восемнадцать, Эдгар начал вывозить ее в свет, на званые вечера к окрестной знати. Ему хотелось, чтобы дочь вечно оставалась малюткой, но он понимал, что это невозможно. Магда должна рано или поздно выйти замуж, создать свою семью.

Все эти годы Низамеддин ничего не знал о судьбе пана Вышинского. Турок пребывал в спокойном неведении, не лицезрея врага, которого навечно нажил всего за три дня, хотя иногда его одолевало любопытство, что с тем стало. Низамеддина раздражали воспоминания о своей ошибке – вампире, который появился вопреки его воле. Эдгар бесил его одним своим существованием, ведь он не умер и тем самым спутал все хитроумные планы. И на долгие годы исчез из поля зрения Низамеддина, скрывшись где-то в неизвестной стране. Турок мог бы напасть на след своего побочного создания, но терпеть не мог пана Вышинского и потому не искал встречи с ним.

И был весьма удивлен, когда спустя восемнадцать лет неожиданно встретил Эдгара на окраине Османской империи, где был проездом, присутствуя на одном из скучных вечеров у местной знати. Тот был не один, а с юной особой, чья рука слабо и доверчиво лежала на его локте. Когда Эдгар смотрел на нее, в его пасмурном взоре пробуждались светлые чувства, лицо прояснялось, и он выглядел счастливым.

«Это его дочь!» – понял Низамеддин и пригляделся к Магде с жадным интересом.

Он видел перед собой хрупкую анемичную девушку, которая походила на ангела и словно излучала нежное сияние. Магдалина обладала одухотворенной красотой, почти прозрачной, совсем не такой, что сразу притягивает взор, но тот, кто ее рассмотрит, уже не сможет изгнать из памяти. При взгляде на Магду можно было воочию узреть эфемерность бытия. Эта необычная девушка не напоминала ни одну из женщин, которые встречались Низамеддину за сто лет. В ее голубых глазах жил только свет, бесконечный и холодный, как февральское небо, под которым она родилась. Но это были не все странности – Низамеддин сразу заметил, что она плод кровосмешения.

«Вот это да, – в изумлении подумал он, осознав, что Эдгар умудрился обрюхатить собственную сестру. – Впрочем, не вижу в этом ничего удивительного. Чего еще следовало ожидать от потомка Кресенты. Вся их благородная семейка была с гнильцой. Но только не эта девушка – она как чистый свет».

Низамеддина привлекло причудливое сочетание крови в ней – дитя брата и сестры, выросшее под влиянием вампирской силы Эдгара. Юная Магда всегда жила на грани смерти, существовала за счет других, не ведая об этом и оставаясь безгрешной, благодаря чему ее прелесть для вампира только приобрела утонченную оправу. Ему хотелось попробовать ее на вкус, сорвать, как спелый экзотический плод. Воздушность феи в Магдалине уживалась с какой-то соблазнительной приземленностью. Низамеддин подумал, как приятно будет отплатить пану Вышинскому за его высокомерие, взять реванш. Дочь была слабостью Эдгара, и Низамеддин решил это использовать. Он выждал момент, когда Магдалину отозвал кто-то из дам, и подошел к Эдгару. Тот проводил дочку взглядом и обернулся к своему старому врагу. Весь облик Эдгара дышал ледяной ненавистью, которая ничуть не забылась за минувшие годы.

– Что вы здесь делаете? – сказал он, потрясенно глядя на своего создателя и даже забыв поздороваться.

– Приветствую вас, – с подчеркнутой вежливостью ответил Низамеддин-бей. – На сей раз я в своей стране, а не в вашей, пан Вышинский. А вы, я смотрю, живы и даже счастливы.

И многозначительно посмотрел в ту сторону, куда скрылась Магда.

Эдгар хотел было что-то сказать, но Низамеддин опере- дил его.

– Я знаю, что она ваша дочь, и вижу, кем была ее мать, – вашей сестрой. В этой барышне очень интересное слияние крови, и ее болезнь тоже от этого. На вашем роду печать вырождения. Она, как я понимаю, ни о чем не знает?

– Она узнает, – заверил Эдгар с ожесточением, и у него снова заболел правый висок, надрывно заныл старый шрам.

В это мгновение к Эдгару подбежала Магдалина, сопровождаемая мягким шелестом белого платья, словно вальсируя в одиночестве. Увидев Низамеддина, девушка сделала глубокий реверанс и одарила меланхоличным взглядом.

– Дядя, – обратилась она к Эдгару с неповторимой нежностью, – когда мы поедем домой? Я немного устала.

– Сейчас, моя дорогая, – ответил он, обнял ее за плечи, словно защищая от взгляда Низамеддина, и увел прочь.

Сразу после того как отец с дочерью удалились, Низамеддин почувствовал, как что-то неуловимо закралось в его душу – нечто странное, связанное с этой девочкой, дочерью его вечного врага. Низамеддин-бей желал бы возненавидеть Магду, как ненавидел ее отца, но не смог, посмотрев в небесно-голубые глаза воплощенной невинности. Низамеддин еще не любил Магду, но уже что-то чувствовал к ней. То щекотливое обстоятельство, что она была дочерью Эдгара Вышинского, сыграло решающую роль. Низамеддин заметил, как оживало холодное лицо Эдгара, когда тот говорил с дочерью и смотрел на нее. Турок мог бы жестоко отомстить ему, убив Магдалину, и поначалу подумывал об этом. Однако спустя некоторое время он отказался от мести, потому что искренне полюбил эту девушку, не отдавая себе отчета и даже не осознав, как это случилось. Низамеддин больше не желал ей зла и был не