Шрифт:
Закладка:
– Спасибо за операцию, дорогой Ассистент, – шептал я с улыбкой, и глаза отсвечивали теплом. Новое прозвище ему нравилось. Как и хирургия. Может, у Джека Потрошителя в Лондоне тоже был кто-то рядом, могущественный и голодный? Потому и не поймали его? Кто-то совсем незлой, но склонный к исследованиям. Очень любопытный.
Резал я, впрочем, не скальпелем, а ножом, и намеков милиции на свою профессию давать не собирался. Побольше рваных ран и бессмысленной жестокости. Пусть ищут психа. Настоящие маньяки – тупое похотливое зверье, тайно мечтающее быть пойманным, но все это было не про меня.
Я лишь хотел удачи и счастья. Платил за них то, что требовали!
Вероника ни о чем не догадывалась – родила, наконец, погрязла в пеленках с какашками, стала вовсе бесформенной, а мое постоянное отсутствие не огорчало ее совсем. Как и отсутствие интима. Я нанял няньку, обставил квартиру бытовой техникой, подключил даже кабельное телевидение, чтоб не скучно было. Сам с любовницами уже не связывался, хватило Кати. Только шлюхи из дорогих и съемные «углы» на час. Одну из этих тварей – худую брюнетку, конечно же, – очаровал двойной оплатой и выманил на тайную встречу, чтобы не знали даже подруги и сутенеры. Пообещал показать такое, чего не видела никогда в жизни. И сдержал, разумеется, слово.
– Теперь тебя зовут Эля, – шептал я в белое от ужаса и боли лицо. – Эля, понятно? Давай, повтори и останешься жить, давай… давай!
Здесь я, конечно, соврал, зато полегчало. Я убил, наконец, ту, кого нельзя было убивать в реальности – и стер из памяти Катю. Вместе со всеми шлюхами, обманщицами, пиявками, пытающимися присосаться к моим деньгам. Вместе с собственной болью.
В дальнейшем проституток не трогал: вокруг них всегда было слишком много ментов и бандитов, поэтому риск возрастал стократно.
Та же история с детьми. На малышей у меня бы не поднялась рука, но однажды попался пацан лет десяти, деловитый и самоуверенный. Слишком долго стоял на остановке и слишком смело уселся в мою белоснежную «ауди». Посчитал, что плохие люди на таких машинах кататься не могут.
– А не боишься вот так? – спросил я через тошнотный комок в горле и нарастающую ломоту в висках. Пацан понравился Ассистенту – вот что все это значило! Ассистент еще никогда не видел детишек распоротыми, ему было любопытно. – Садишься к чужому дядьке, запросто.
– А че бояться-то?! – улыбнулся пацан во все зубы. – Вы ж нормальный, я вижу!
Мне стало больно – мышцы лица от улыбки свело судорогой. Завернул к лесопарку, погнал разбитым асфальтом вглубь.
– Куда мы едем? – проявил пацаненок первые признаки беспокойства, но взгляд еще оставался веселым, полным любви и симпатий к человечеству. Где он воспитывался, наивный теленок?! Родители бояться не научили?!
– Уже приехали, – сказал я с улыбкой-судорогой, заглушая двигатель. – Я тут белочек кормлю, пропускать нельзя. Хочешь со мной?
– Конечно! – Его глаза загорелись, он выскочил из машины первым, А я достал и сунул в карман здоровенный складной нож. Бахил и перчаток сегодня нет, придется экспромтом.
Или «сдать назад»?
Еще и сейчас не поздно! Отшутиться, вернуть пацана в машину, подбросить до остановки…
Виски заломило всерьез – Ассистенту мои мысли не понравились. Пока что он только предупреждал.
– Не дави на меня, – проворчал я и двинулся в глубину парка. Пацан топал следом, пинал лежалые листья, совсем не думал бояться. Я не смогу его мучать – сразу ткну в сердце, как Киру. Или так, или…
Боль сделалась невыносимой, с нею пришла ярость.
– Да пошел ты! Я не раб тебе, ясно?!
– Что? – Пацан оглянулся беспечно, до сих пор высматривал белочек. Увидел нож и замер, придурок.
– М-м-м… убивать тебя буду, – звуки с трудом пробивались сквозь зубы, но я старался. – Резать, кромсать… а-а-рх!
Он, наконец, сорвался и побежал. Догнать – пара секунд, но впереди вдруг залаяла собака, и меня окатило горячим, душным, с головы до ног. Смесью облегчения и ярости – теперь чужой.
– Ну, извини, не вышло! – сказал я дерзко, как давно уже не решался. – В другой раз теперь!
До машины мчал как ошпаренный, позади уже гавкала целая стая, слышались голоса. «Ауди» затряслась по колдобинам, глаза смотрели мне вслед, тигриные, желтые. Позволяли уйти от погони, как всегда бывало прежде.
Тигриные когти достали меня в домашней постели. Я выл и корчился как наркоман при ломке, хорошо, что Вера спала отдельно. Понимал, что второй осечки мне не простят.
* * *
Случайная жертва подвернулась через неделю – в кровавой октябрьской вакханалии, захлестнувшей Москву. Танки стреляли по Дому Советов, все вокруг было перекрыто ОМОНом и милицейскими патрулями, но я себя в этой мутной воде ощущал спокойно. Увидел тетку, немолодую, испуганную, с «авоськой», взялся проводить обходным путем. В подворотне ткнул ножом сзади, пробивая почечную паренхиму, провернул, выдернул клинок. Истошный крик превратился в стон и мычание, но мне было пофиг. Невозможно жалеть всех на свете! Ночь крови и страха, ночь хищников, ночь свободы…
* * *
Работы в том октябре прибавилось. Улицы после пальбы убрали, замыли кровь, а торговля поперла с новой силой. Вдобавок пошли заказы на подпольные операции – столичный криминал очень быстро узнал о моем таланте, обещал не скупиться. Кое-кто уже пробился во власть, предложил поддержку и расширение бизнеса. Везение продолжалось.
Новое дело решил провернуть рутинно, без изысков. Снова «спальный район», случайная женщина, нож в рукаве. Поиграть перед лицом, потянуть в кусты. Все они боялись изнасилования, но любая считала, что жизнь дороже «трех минут позора». Шли послушно как овцы, а понимание приходило позже. Слишком поздно!
В этот раз получилось иначе. Миниатюрная девочка в кожаной куртке вдруг пнула меня сапожком под колено и побежала. Оторвалась на десяток метров – как раз чтобы врезаться в двух крупных мужчин, тоже кожаных. Оба кинулись за мной, догнали, отмахаться ножом не вышло – чуть не сломали руку.
– Вот ты и встрял, «взломщик мохнатых сейфов»! Западло ментам помогать, но тебя, ушлепка, сдадим!
Я пытался договориться – предлагал хорошие деньги и называл «погоняла» бандитских лидеров. Угрожал, вырывался, прикидывался дураком. Ждал, пока зажгутся во тьме тигриные глаза и все решится само собой.
Они зажглись – уже в уазике. Осмотрели меня с
