Шрифт:
Закладка:
– Я не буду этого делать, – сказала Айранэ. – Это же жог. Жоги опасны. Жогов можно убивать. Точнее, нужно. Это тупиковая ветвь эволюции, опасная для всего человечества! Это как на старинном плакате – «Уничтожай жога, пока он тебя не видит!». Ты же сам выстрелил в него!
Слава пристально посмотрел на Айранэ, и та почувствовала, что начинает возбуждаться. Свекор очень походил на Володю – точнее, конечно же, наоборот, – а она за годы супружеской жизни привыкла, что если находится с мужем рядом больше пары минут, то скоро будет секс.
– Я не готова, мне пора. – Айранэ понимала, что замедляется недостаточно и ее слова для собеседника слышатся неразборчивой скороговоркой.
– Стой, – властно приказал Слава, когда она уже была у дверей, и Айранэ неожиданно подчинилась.
С ней никто не разговаривал таким тоном, она не привыкла к этому, и ей не нравилось, но почему-то ослушаться не могла.
– У тебя наверняка есть вопросы, просьбы. Мечты. Кто-то мешает. Кто-то недостаточно помогает.
Стоя спиной к Славе, Айранэ поняла, что ее отпускает. Мгновенное желание ушло так же быстро, как и появилось. Но оборачиваться она не торопилась.
– За сколько купили Анаит? – спросила она.
– Семьсот тысяч, – ответил свекор.
– А меня?
– Четыреста двадцать, и еще твой дядя, Василь, получил должность министра технического развития во Ржеве.
Дядю Айранэ отлично помнила, дядя был смешной, вечно взъерошенный, из той части Ильиных, которая конструировала все подряд, от космических спутников до наноботов.
– Нельзя спасать жогов, – сказала она неуверенно. – Это нехорошо. Жогов надо убивать. Убивать жогов – правильно.
– Ты как ребенок. – Судя по голосу, Слава не приближался, и это успокаивало. – Злой ребенок. Этот жог – мой племянник. Он – Волков. Если бы я убил его, это было бы нормально. Но он выжил. И если сейчас его добьют, а потом продадут на мясо ученым, это будет значить, что я упустил контроль и позволил кому-то еще решать судьбу Волкова.
– Гордость? Это уязвляет твою гордость? – уточнила Айранэ.
– Это посылает сигнал моим врагам, что я ослаб, – ответил Слава. – Но ладно, жог с ними, извини за нелепый матерный каламбур, проблема в том, что я, когда нажимал на курок, почувствовал, что убиваю родственника. Племянника. Сына моего любимого брата, каким бы непутевым он ни был. И чем дальше, тем сильнее я чувствую, что он в первую очередь Ягайло Волков и только во вторую – жог.
Когда Слава назвал имя, Айранэ поняла, что ее броня дала трещину. У зла не должно быть имени, только образ. Вот такое безымянное зло легко ненавидеть, но как только из общего аморфного образа выделяется конкретный человек, с именем, с родственниками, с папой, мамой… Ну ладно, в данном случае – с папой и папой…
Айранэ сухо рассмеялась.
– Что?
– Но ведь вся наша цивилизация построена на том, что мы рожаем человечество, разве нет? – уточнила она. – Я только сейчас это поняла. Сила женщин не в том, что мы выше или быстрее. Мы исток для каждого нового человека. Для каждого, но не для жога. Жоги отдельно. Когда я думаю о том, как он появился на свет, меня пробирает насквозь холодом и ужасом. Слава, ты большой и сильный мужчина. Но тебя родила женщина. Я – всего лишь одна из средних невесток в большой семье. Меня тоже родила женщина. А твой Ягайло – это черная дыра, которая грозит затянуть в себя все, что нам дорого. Та картина мира, которая прошита внутри меня, не допускает Ягайло как часть моего мира. Он может существовать где-то далеко, не пересекаясь со мной. Но когда он рядом, первое и единственное мое желание – уничтожить, раздавить его, как сколопендру, обнаруженную в собственной постели.
В этот момент Айранэ захотела посмотреть в глаза свекру, она развернулась и обнаружила, что тот уже одет в форму и застегивает верхнюю пуговицу на милицейском кителе с полковничьими погонами.
А еще – улыбается, по-доброму, безо всякого напряжения, глядя ей в глаза. А она – смотрит на свекра с вызовом, с тем самым, из-за чего при некоторой неаккуратности могут произойти события, которые потом трудно будет объяснить даже самой себе.
– Я сказала что-то глупое? – уточнила она, отворачиваясь.
– Нет, все правильно, – ответил он. – Я прошу тебя об услуге, которая неприятна тебе и вызывает отвращение.
Теперь он уже говорил быстро, на очень хорошей общей речи. «Цепляясь» за ритм его слов, сама Айранэ могла легко подстроиться под него и замедлиться.
– Тогда забудем об этом? – спросила она.
– Нет, ты все равно это сделаешь. – Слава подмигнул, глядя в ее округлившиеся от удивления глаза. – Взамен на одну услугу в будущем от меня, даже если эта услуга будет мне неприятна и вызовет у меня отвращение.
Айранэ хотела было сказать, что ей ничего от него не нужно, что она годами не видела его и даже если не увидит больше никогда, то не много потеряет.
И тут же поняла, что на самом деле это не так. В Славе присутствовал магнетизм, странное, непонятное ей пока очарование. Айранэ вспомнила: про Славу Волкова часто говорили, нередко ставя в пример как образцового высшего.
Баба Ачи считала, что его образ раздут усилиями Анаит, но сейчас Айранэ понимала: нет, что-то в нем есть. Что-то, что позволяет ему считать, что она согласится…
– Хорошо, одна любая услуга, – ответила она.
Слава позвонил куда-то и на медленной, тягучей, неразборчивой мужской речи рассказал что-то очень смешное – судя по доброй улыбке.
– Что будет с Володей? – спросила она, когда он положил трубку.
– Семьдесят из ста, что Анаит с этим разберется через свою систему противовесов. Володе выдвинул обвинение анклав, а не дистрикт. Открытый процесс по такому щекотливому вопросу, как ввоз жога, да еще и с Волковым в качестве обвиняемого может всколыхнуть общество, что никому не нужно. Каждый такой кризис заставляет проворачиваться шестерни механизма, который бережет наше общество от потрясений, и если он еще не окончательно заржавел, то Володю Анаит вытащит.
– Ты сказал – «семьдесят процентов», а где остальные тридцать?
– Еще двадцать процентов на то, что дело дойдет до суда и адвокат, женщина в костюме стоимостью двадцать тысяч рублей
