Шрифт:
Закладка:
«Может, в самом трактире меня и не тронут, как-никак, мы там под защитой хозяев, – размышлял он. – Но зато любая собака будет знать, что от Крыса с подельниками избавились мы… А я сейчас не в том состоянии, чтобы хитрить».
А при мысли о прямом противостоянии – о сражении до крови, до смерти – подкатывала тошнота.
На болотах же было на удивление спокойно. Изредка мелькал то жуткий косматый силуэт, то растопыренная когтистая лапа, то длинный хвост наподобие змеиного, но к Джеку никто не приближался. Грейс сказала, что деревня Потерянных Голосов находится где-то к северо-западу, примерно в семи-десяти днях пути, если пешком. Пожалуй, путь даже можно было немного срезать, если удачно пересечь болота… Джек шёл по наитию; направление выдерживал, ориентируясь по солнцу, а трясины избегал, глядя на звериные тропы и метки.
И всё равно идти было тяжело.
– Королева в деревне – Жюли, – рассказывала Грейс. Она шла медленно, опираясь на копьё, как на посох, но от помощи отказывалась, вернее, принимала её только когда становилось совсем уж невыносимо. От прикосновений, даже случайных, она ощутимо вздрагивала, хотя явно старалась это скрыть. – Ты её, наверное, помнишь, она получила свой дар до тебя, а взамен отдала какой-то браслет. Мужчин в деревню Жюли почти не пускает, хотя для тебя, наверное, сделает исключение.
– Там безопасно? – спросил Джек, замедляя шаг; они как раз вышли к обширному топкому участку, и как его обходить – пока было непонятно.
– Вполне, – кивнула Грейс, и вдруг улыбнулась. – Там что-то типа шелтера.
– Убежище для нуждающихся и пострадавших?
Джек улыбнулся тоже; слишком непривычно это звучало здесь, в землях Эн Ро Гримм.
– Именно. Там, дома, Жюли чем-то вроде этого и занималась, пока она не… Ну, это она сама расскажет, если захочет, – оборвала Грейс сама себя, и лицо у неё посерело. – Ух… Мы можем посидеть немного?
Такие остановки случались всё чаще; если поначалу Грейс шла на чистом упрямстве, желая как можно дальше оказаться от места, где ей причинили боль, то потом – к вечеру – силы попросту закончились.
К счастью, тогда закончилось и болото.
Исчез вездесущий душок гниения; заросли осота и камыша перешли в лиловую дымку верещатника; затем путь пересекла река, извилистая и глубокая, но неширокая, шагов в десять. Вода была чёрная, гладкая, как зеркало; ни плеска, ни ряби. Джек не знал, обитает ли там кто-то, но на всякий случай бросил в омут с пяток мелких монет, красивых блестящих медяков.
На тот берег он переплыл первым и перенёс вещи, а уже потом помог переправиться Грейс.
Никто их не тронул; послышался только смешок, как эхо над водой, и только.
Река освежила, пусть и ненадолго. Судя по запаху дыма и человеческого жилья, не так уж долго оставалось до дороги или до поселения, но ночевать Джек решил в роще, у большого тиса – это показалось добрым знаком.
Грейс не возражала.
Он развёл костёр и приготовил немудрёный ужин: густой суп из колотых бобов и вяленого мяса, обильно приправленный перцем, зачерствелый хлеб и вместо чая –несколько стеблей дикой мяты, заваренной кипятком. Грейс отчётливо клонило в сон; его самого тоже.
– Я спрошу тебя кое-что странное, ладно? – произнёс Джек, когда костёр почти прогорел, и остались только угли. Ночь едва-едва началась; щербатая луна взбиралась на небосвод. – Как ты относишься к лисам?
Грейс скосила взгляд на его шубу.
– Они, э-э… мягкие? И забавные.
Он невольно улыбнулся:
– Ну, в целом да. Тогда ты не пугайся сейчас, ладно?
К её чести, она не испугалась совсем; возможно, потому что видела уже, как Джек превращается – там, на арене у Неблагого… или, возможно, потому что иметь дело с лисом ей сейчас было проще, чем с мужчиной, пусть и своим спасителем. С запада дул ветер, холодный и сырой. Джек потоптался на месте, выгибая спину, пока не стал хребтом задевать ветки тиса, а хвост у него не вытянулся так, что им можно было бы человека укрыть целиком.
А потом – лёг на землю, ограждая Грейс от внешнего мира.
Потрескивали угли, прогорая; крона старого тиса вздыхала и шелестела в темноте; откуда-то издалека – от реки, может – доносилась тихая песня, которую легко было перепутать с журчанием потока на камнях.
«Доброй ночи», – подумал Джек, прикрывая глаза.
– Доброй ночи, – шепнула Грейс, точно услышав; она расстелила на земле плащ, прямо поверх охапки травы, и легла, скрючившись, в уязвимой позе эмбриона. Джек укрыл её хвостом, осторожно, стараясь не напугать. – А ты подрос.
Он фыркнул.
– А я как будто стала совсем маленькой, – продолжила она негромко; похоже, ей нужно было выговориться, и с лисом это было чуть проще. – Знаешь, там, ну… в настоящей жизни, я занималась лёгкой атлетикой. Профессионально. Была восходящей звездой в метании копья… а потом забеременела, от своего тренера. Мне семнадцать лет было; тогда казалось, что всё хорошо, что я взрослая, и у нас любовь… А теперь я понимаю, что он просто был мудак. Так случается.
«Ещё как случается», – грустно подумал Джек, прикрывая глаза.
Чуткие уши ловили каждый звук.
Грейс говорила ещё; о том, как никакой счастливой семьи с тренером, конечно, не вышло; как полтора года вынужденного отпуска сказались на карьере, и из восходящей звезды она превратилась в крепкого середнячка; как родители помогали ей с воспитанием сына, фактически взяв на себя большую часть забот…
– …в итоге лет в тридцать я смирилась, что рекордов мне не видать, и сменила вектор. Сама начала тренировать подрастающее поколение. Успешно, кстати, – у неё вырвался смешок. – Даже одну чемпионку воспитала. Майла Смит, слышал про такую? Мировой рекорд… У меня была своя спортивная школа; она приносила доход. Сын… сын вырос как-то сам. Мы не очень близки, но когда я расклеилась недавно, он сказал, что гордится мной. Хотя за что… Вроде всё хорошо, да? Мне подруга так и сказала, мол, повезло, что я смогла реализоваться везде. И карьера, и ребёнок… Родители ещё живы, опять же. А у меня было
