Миновав лестницу, Призрак оказался в длинном обшарпанном коридоре, полном всякого мусора, сваленного гнилыми кучами у стен. По всей протяженности коридора, по левой стороне были окна, с туманом за ними. Некоторые из окон, выбитые стекла которых валялись на полу, впускали в коридор невесомые щупальца тумана.

С правой стороны коридора, каждая напротив своего окна, расположились исцарапанные деревянные двери с табличками на них. Двинувшись вперед по коридору, Призрак увидел на каждой из табличек одно и то же слово: “палата” и после этого слова определенный номер. Номера шли совсем не по порядку, но очень хаотично. И абсолютно никак не были связаны друг с другом. Так, после шестнадцатой палаты мальчику тут же попалась двести шестьдесят седьмая…

” Эта больница” возникла собственная, очень слабая мысль у него в голове. “ Это какая-то больница.”

В хламе у стен, можно было различить окровавленные обрывки некогда белых врачебных халатов, давным-давно использованные шприцы с коварно поблескивающими иглами, разбитые колбы и ампулы, темные маленькие бутылочки от неизвестных лекарств…

– Цветение промежутков! – Вопил Моджо совсем уж какую-то околесицу. – Цветение промежутков!

Дверь одной из палат распахнулась, и оттуда, жутко скрипя колесами выкатилась инвалидная коляска. На ней никто не сидел, однако, колеса ее крутились вполне уверенно. Выкатившись на середину коридора, который за несколько мгновений как будто стал значительно шире, коляска крутанулась несколько раз вокруг собственной оси, после чего застыла без движения… И тут Призраку подумалось, что он, наверное, должен сесть в нее. Это же все для него. Эта больница. Место, где он мог бы отдохнуть от всего. Да, тут не совсем чисто, и все же…

– Даже не смей так думать! – Заорал ему в уши Моджо. – Это не твои мысли! Тебе их внушает такое же серое существо, как и я.

Крик кукольной головы словно бы встряхнул Призрака, и мертвый мальчик осознал, что действительно, кроме Моджо, в его разум проник кто-то еще, но кто-то более искусный в подобном проникновении, кто-то более умный, кто не станет действовать грубо и напрямую.

Кто же это?

Коляска, которая была уже невероятно огромной, перегородила весь коридор. И поэтому бежать было некуда, разве что прыгать в одно из окон, или спускаться обратно… В темноту, к корням… К корням этой больницы, которая еще совсем недавно была деревом…

– Ах… Глупый мальчик. – Послышался старческий голос из той самой палаты, откуда выкатилось инвалидное кресло. – Ты разве не знал, что на месте практически каждого дома в этом мире, когда-то росло дерево? И на месте каждого дерева рано или поздно будет дом… Поверь, так оно и есть. Хотя, можешь ли ты сейчас хоть во что-нибудь поверить? Я сомневаюсь в этом.

– Старик Фурай. – Голос Моджо сделался поникшим.

– А ты не догадался? Как же так? – Голос старика плыл по коридору вместе с туманом. – Да. Это я, древний и давно мертвый Фурай, не пожелавший отправиться дальше. Это ведь я сделал тебя серым существом. Следовательно, я почти отец тебе. А ты меня забыл. Нехорошо, Моджо. Ну да ладно. Зачем тебе эта душа, которую ты подчинил?

Моджо завис над головой Призрака, и вымолвил:

– Он нужен Берте.

– И зачем же он понадобился этой старой кошелке? Ты должен все мне сказать!

– Мне запретили болтать об этом. Я не смогу… – Жалобно пропищал Моджо.

– Что?! – Голос Фурая сделался грозным. – Ах так, Моджо! Мелкий ты негодник… Ну нет! Ты мне все скажешь!!

Из мусорных куч вынырнуло около десятка шприцов, взлетев в воздух, они понеслись, словно маленькие ракеты, прямо над Моджо. Тот взвизгнул и попытался вылететь в одно из окон, однако оно тут же заросло деревянными досками.

– Да не выпущу я тебя, глупец! – Засмеялся старик. Коляска, в это время, вновь пришла в движение, и быстро покатилась на Призрака. – Я и его сейчас превращу в серое существо.

– Бежать! Бежать! – Повинуясь воле Моджо, Призрак развернулся, и побежал обратно к лестнице. Однако, коляска оказалась быстрее, секунда, и вот он уже сидит на ней, и, словно бы в нее врастает.

Оказавшись на коляске, тело мертвого мальчика сделалось еще более физически материальным, более тяжелым и плотным. Боль на месте оторванной руки зажглась мучительным огнем. Чувствуя этот огонь, Призрак захотел закричать, но не смог. Во-первых, в груди его совсем не было воздуха, во-вторых, плотно сомкнутые челюсти никак не хотели размыкаться…

Шприцы продолжали гоняться за вопящим Моджо, коляска же, неумолимо ввозила Призрака в ту самую палату, из которой выкатилась.

Будь разум его не одурманен действием серых нитей, он бы боялся. Но сейчас собственного страха у него не было, лишь страх Моджо. Лихорадочный, на грани истерики, и очень непохожий на человеческий. Ко всему прочему, этот страх был отделен от чувств Призрака четкой границей, и Призрак отлично ощущал его чужеродность…

Коляска медленно вкатилась в палату. Здесь окна были большими, и мутного света из них изливалась предостаточно. Этот свет позволял рассмотреть шесть коек, одна из которых была перевернута, а на одной даже сохранился матрас накрытый изорванной и почему-то поплавленной в некоторых местах, грязной пленкой. Также в палате, соответственно, стояло шесть белых тумбочек, на одной из которых помещался большой кинескопный телевизор с усиками раздвоенной короткой антенны на верхней панели корпуса.

Как только Призрак оказался в палате, телевизор включился. Темный экран медленно начал светлеть, пока не стало возможным ясно различить бело-серую рябь помех… Будто множество маленьких суетливых жучков, помехи роились на экране, и ничего определенного из них вычленить было невозможно. В какой-то момент Призраку показалось, что он видит смутные очертание чьего-то лица, но через миг это впечатление исчезло. Не было там никакого лица, лишь совершеннейший хаос и шипение. Динамики телевизора шипели, передавая звуковую составляющую того, что творилось на экране…

Моджо все еще орал где-то за спиной.

– Как тебе мое скромное жилище? – Сказал старческий голос спокойно. Он доносился сквозь помехи, прямо из телевизора. – Да, я про телевизор. По-моему, это прекрасный дом, и он всегда со мной, а я в нем, как улитка. И мне нравится быть такого рода улиткой. – После этих слов усики-антенны