Шрифт:
Закладка:
Она зло улыбнулась. Зло – по-другому и быть не могло. Ведь Юра задел, он подмял под себя, а она оказалась к этому совершенно не готова. Дружба? Кто так сказал? Нет… это будет непримиримое соперничество, в котором Владе предстоит много и часто проигрывать. Но «много и часто» – не синоним слову «вечность», и только лишь оттого горечь её улыбки отпустила натянутые до предела уголки губ. Влада выдохнула и шагнула ему навстречу. С тем же отчаянием делают шаг навстречу скоростному поезду или гружёному составу.
– Поцелуй меня, – порывисто проговорила она и не отвела глаза, когда Юра вздумал своим взглядом вынуть душу.
– Если поцелую, как же тогда смогу с тобой дружить? – ненатурально удивился он.
Влада едва не колотилась от напряжения, но всё равно улыбнулась, потакая дурацкой игре.
– А я знаю, что ты врёшь, – прошипела, неосознанно протянув руку и сжав пряжку его ремня.
– Знаешь – докажи, – легко рассмеялся Юра.
– Я знаю, что ты врёшь! – упрямо повторила она, не понимая, отчего сказать это ему в лицо казалось настолько важным.
– А когда доказательств наберётся достаточно, мои юристы растолкуют, в чём конкретно ты неправа, – продолжил забавляться он.
– Ты напрасно считаешь себя неуязвимым!
– Ты тоже. Но когда я всё же найду твоё слабое место… – Юра замолчал, позволяя додумать ответ и заскрипеть зубами. – С того момента я буду защищать его отчаяннее своего собственного, – продолжил он, где-то растеряв весь вызов и всю агонию.
И что-то подсказывало, что он знал наверняка: последней фразой выбил основание из-под её ног. Намеренно.
Глава 24
По пути домой в голове сотни раз прокручивалась эта его последняя фраза. «Буду защищать твою уязвимость отчаяннее своей собственной». Слова звучали опасно. Потому что призывали довериться. А Влада знала один простой закон: такие игры интересны, только пока оппонент сопротивляется. А сразу после игрок стремится заполучить следующее развлечение. Куда более недоступное. Непременно что-то новое и неопробованное. А у неё просто не хватит опыта, чтобы барахтаться в этом достаточно долго. Что сделает сильный игрок в таком случае? Он поможет, поддержит, он создаст иллюзию, которую сам же впоследствии и разрушит. Её задача примитивна: удержаться на плаву, даже когда игроку это будет уже неинтересно.
– Так и будешь молчать? – Голос отца разрушил мнимое уединение. Вероятно, он ждал каких-то пояснений. Углубиться в свои мысли Влада поторопилась.
– С каких пор тебя интересует моё мнение? – дерзко фыркнула она, доставая давно отработанную маску.
С Керимом, как и с любым другим мужчиной, демонстрировать свою слабость было опрометчиво и, что важно, наказуемо. Поэтому Влада фыркала, хмыкала и вела себя неизменно вызывающе.
– Это Юрий Багдасаров. Уважаемый человек.
– Он требовал от тебя уважения? Ни в чём себе не отказывай! – усмехнулась Влада. – А меня ценит за какие-то другие заслуги. Увы, даже для меня эти заслуги остались загадкой.
– Когда это случилось?
– В тот день мне исполнилось шестнадцать. Юра был очень любезен и поздравлял меня с этим всю ночь. А ты не поздравил, папочка, ты продал меня за какой-то жалкий клочок земли.
Глаза Керима сверкнули гневом. Влада умела добиваться своего.
– Спешка – плохой советчик, – будто с издёвкой шепнула она. – Ты поспешил, а теперь наверняка думаешь, как переиграть. Набросал варианты?
– Вариантов нет. За меня уже подумали, – на удивление ровно признался отец.
Он произнёс это так, словно острый клинок уже проткнул горло и ненужная агония отступила. Влада даже вскинула брови в знаке удивления. За своё Керим боролся отчаянно, но сейчас отчего-то молчал. В щедрость Юрия Михайловича верилось слабо, а значит, желание бороться у Керима просто отняли. Знать подробности Влада отчего-то не хотела.
Первой встречи после знаменательного вечера она ждала с каким-то нездоровым азартом. Но Багдасаров тянул и не появлялся. Багдасаров… даже не имея связей, можно было узнать и оценить размах, с которым он проворачивал свои дела. Чужой успех был на слуху и у обывателей вызывал неизменную зависть. Куда больше Влада слышала о нём плохого, а порой звучали просто невероятные подробности. Но каждый день она снова и снова убеждалась: Юра умел держать слово. И не нападал. Потому что точно знал: наступит день, когда она сама обратится за помощью. Стоит ли удивляться, что этого дня он дождался?
Владу выкручивало и ломало, но существовали в этой жизни вопросы, которые дерзкая школьница не могла решить по целому ряду причин. И стоит отметить: Багдасаров не отказал. Стоит обратить внимание, что он не ухмылялся, не зубоскалил и не напоминал о брошенном в порыве эмоций вызове. Выслушал, обдумал варианты, а затем помог. Безо всяких условий, без напутствий, без унизительных нравоучений. И, что важно… он мог бы сделать для неё гораздо больше. Мог бы, но не стал. Потому что это «гораздо большее» задевало её представления о свободе выбора. Влада ответила ему сухим «спасибо» и ушла, заверяя себя, что это случилось первый и последний раз, что больше она к нему никогда не обратится. «Никогда» в шестнадцать звучит так величественно и гордо…
А потом Влада перестала ограничивать себя бессмысленными рамками. Да, в её жизни есть человек, который готов поддержать. Разве это плохо?.. Наступило такое устрашающее когда-то смирение. Потому что в один момент она вдруг поняла, что протестовать глупо. Она осознала, что сама возводит вокруг себя барьеры, ненавистные загоны. Бери от жизни… самое лучшее… И не стоит плевать в лицо судьбе.
Пришло время учиться доверять. Но даже это она умудрилась усложнить до невероятных масштабов. Контакт становился более тесным, более плотным. Правда, стоит признать, что решающие шаги Влада всегда делала самостоятельно. Она первой выходила на связь, искала встречи и… призналась себе, что тупо нуждается в общении! В общении с кем-то настоящим, а не картонным. Юра был непредсказуем и опасен, но даже эта опасность оказалась слишком реальной, чтобы после злобно рычать и кусать локти: Влада знала, на что шла.
Юру хотелось слушаться, но Влада в принципе не умела этого делать. Потому и продолжала дерзить. Багдасаров оказался из тех, кто говорил с ней на равных, этим и подкупал. Прежде так с ней общался только Иса. Но Исы больше