– Адриане не могут использовать магию луны. – Он заходит в комнату и кладет руку на одну из каменных сфер, стоящих на подсвечнике. – Это лунный камень, – говорит он. – Он поглощает лунный свет, а затем отдает обратно. Но с каждым днем становится все тусклее. На самом деле ими можно пользоваться всего несколько недель.

– То, что ты видишь их свет, означает, что ты прошла начальное испытание селенаэ, – добавляет Афина.

– Но есть и другие, – хмыкнув, говорит Грегор.

На лице лекарки появляется улыбка, в которой читается триумф и уныние одновременно.

– Она пройдет все.

Металлический камень все еще у меня в руке, поэтому я протягиваю его кузине. Он не светится, как лунные, но я слышу тихий гул невидимой энергии.

– А это что?

– Мы называем его камнем крови, потому что он проводит магию так же хорошо, как кровь. – Как только она касается его, мои пальцы начинает покалывать, словно я ударилась локтем. – Такие камни поглощают и хранят магию, как лунный камень, но отдают ее незаметным глазу способом. Если приложить камень крови к ране, она заживет быстрее, хотя на селенаэ он действует лучше, чем на адриан.

Оказывается, слухи о том, что селенаэ лечат не только естественными методами, небезосновательны. Я встряхиваю рукой, чтобы сбросить оцепенение.

– Ты используешь их, чтобы помочь Маргерит?

– Нужно дождаться, пока спадет опухоль, – говорит Афина, – а затем вернуть кость на место. Думаю, через несколько дней.

– Я не хочу, чтобы меня лечили с помощью магии, – хнычет Маргерит.

Афина закатывает глаза с серебристой радужкой, а я спешу успокоить подругу.

– Марга, ты считаешь меня хорошим человеком? Доверяешь мне?

– Да, – не задумываясь, отвечает она. – Но Луна похищает свет Солнца. И все, что она дает, грешно.

– Луна не воровка, – возмущается Грегор. – Она благословлена тем же Светом, что и все остальное. Но при этом еще и одаряет других тем, что получает.

Маргерит съеживается от его сердитого голоса. Бросив хмурый взгляд на дядю, я беру подругу за руку:

– Если лунная магия грешна, то и я грешна, Марга. Потому что я – селенаэ, ну, по крайней мере, наполовину. Эти люди – моя семья.

– Ты владеешь их магией? – шепчет она.

– Да. И мать Агнес знала это.

Несколько секунд Маргерит молчит, а слезы из ее глаз пропитывают повязки.

– Я доверюсь им ради тебя, – наконец шепчет она.

– Спасибо. Обещаю, все будет хорошо.

Афина берет мой локоть и тянет вверх, вынуждая меня встать.

– Моя помощница принесет тебе бульон, сестра, – говорит она. – Не засыпай.

– Скоро увидимся, – обещаю я, когда кузина выводит меня из комнаты.

Грегора рядом нет – судя по шагам, он отправился на второй этаж. Афина подталкивает меня к кухне.

– Сними плащ, – просит она. – Погости у нас чуть-чуть.

Я расстегиваю плащ и вешаю его на спинку стула у камина, а затем осматриваюсь по сторонам. У разделочного стола девушка нарезает овощи. Ее лицо скрыто темными волнистыми волосами, спадающими на плечи.

– Сестра-адрианка проснулась, Хира, – говорит ей Афина. – Прошу, отнеси ей немного бульона.

Не говоря ни слова, Хира наливает в миску дымящийся бульон из котелка, стоящего на огне.

– Это твоя дочь? – спрашиваю я, как только девушка уходит.

– Вполне могла бы быть. – Афина завязывает фартук вокруг талии и принимается за работу, которую оставила Хира. – Она одна из многих, кто стал сиротами из-за беспорядков, вызванных твоим рождением. Хире едва исполнилось три, когда ее родителей убили прямо на ее глазах. С тех пор она не произнесла ни слова.

Меня шокирует, что Афина говорит о погромах так, словно в них виновата я, но в ее голосе нет возмущения. Вот только… если в ее словах есть доля правды, вряд ли другие селенаэ столь же великодушны. Возможно, они изгнали меня.

– Мама забрала ее к нам, – продолжает Афина, – считала, что сможет помочь ей заговорить вновь, но ей так и не удалось. Хире недоступна магия крови, поэтому мы не смогли научить ее целительству, но она прекрасная помощница, хоть и немая.

Хира не взяла с собой фонарь, так что, видимо, способна видеть свет лунных камней. Значит, магия крови отличается от той, что дарует луна. И Грегор ею не владеет.

– Врач, о котором говорил Грегор, мой отец? – спрашиваю я.

Она кивает:

– Они были близнецами. В ту ночь адриане спутали Грегора с твоим отцом. Впрочем, они нападали на всех без разбора и избили так много наших людей, что у нас не хватало камней крови на несмертельные раны. К тому же шрамы Грегора оказались полезны – больше никто не путал его с братом.

– Отец умер той ночью?

– Да. – Она косится на дверь, проверяя, не вернулся ли Грегор. – Ты действительно не знаешь, что произошло?

– Ничего не знаю, – говорю я. – Хотя догадалась, что моя мать была галлийкой, или адрианкой, как вы говорите.

– Да. – Афина сосредотачивает все свое внимание на нарезке овощей, но, скорее всего, ей просто не хочется смотреть мне в глаза. – Она родилась в богатой семье. Во время чумы твой отец помогал адрианам, которые позвали целителей. Когда он впервые оказался у постели твоей матери, мало кто верил, что она выживет, но ей удалось. А за то время, что он лечил ее, они полюбили друг друга.

Я подхожу к разделочному столу, чтобы поймать взгляд Афины, но она не сводит глаз с овощей.

– И как они смогли… быть вместе?

– Ее семья уехала в загородное поместье, бросив ее умирать в Коллисе. А когда болезнь отступила, она все еще оставалась слишком слабой, чтобы куда-то ехать, поэтому осталась в аббатстве.

Мать Агнес заработала немало денег, сдавая комнаты женщинам-путешественницам. На самом деле многие из них приезжали, чтобы тайно родить нежеланного ребенка. Как минимум половина подкидышей, с которыми я выросла, появилась на свет именно так.

– Твой отец часто пробирался к ней по ночам, и они гуляли по саду, – говорит Афина. – Примерно через месяц она сказала настоятельнице, что чувствует себя достаточно хорошо и хочет уехать. Но отправилась не к родным, а сюда. Твои родители поженились и прожили вместе полгода, пока ее семья не поняла, что произошло. К тому времени твоя мать была почти на восьмом месяце беременности. – Кузина на мгновение поджимает губы. – Но все быстро превратилось в кошмар.

Она с такой силой ударяет ножом по моркови, что кусочек отскакивает от доски. Я наклоняюсь, чтобы поднять его, когда Афина продолжает:

– Она хотела остаться здесь, но ее родители стали распускать слух, что мы отказались выпускать их дочь из