– Вероятно. – Фрэнсин осторожно придвинулась к нему, ей было так же не по себе, как и ему. Что-то здесь странно, что-то не так. Она крутила головой, проверяя, нет ли за ней чего-то или кого-то, но ничего не видела.

За заросшим садом в конце одной из усеянных сорняками дорожек находилось такое же заросшее кладбище с простыми деревянными крестами.

Это было невыносимо унылое место, своего рода тайный сад в честь тех, кто умер здесь и был забыт. С трех сторон он был окружен высокими стенами, а с четвертой – зданием лечебницы; растущую здесь высокую траву шевелил легкий ветерок, но и ему не удавалось развеять царящую здесь глубокую безотрадность. Вокруг буйно разросся бобовник, и его недавно распустившиеся золотые соцветия скорбно осеняли могильные кресты. Фрэнсин сомневалась, что его деревца были посажены здесь в память о тех, кто лежал под шумящей травой, однако бобовник был здесь как нельзя более к месту, ибо он будто оплакивал[18] тех, кто умер здесь в безвестности и после смерти удостоился только номера, кое-как вырезанного на деревянном кресте.

Констейбл смотрел на кресты, нахмурив брови.

– Никаких имен?

Фрэнсин покачала головой.

– Что вы хотите сделать теперь? – спросил он, когда она не ответила.

Фрэнсин прикусила губу.

– Я не знаю точно.

– Сейчас вы скажете мне, что мы войдем внутрь, да? – Тодд кивком показал на увитое плющом здание. На лице его не было улыбки.

Фрэнсин думала именно об этом. Она не нарушит границы чужих владений, ведь здание лечебницы все еще принадлежит ей, хотя она никогда не думала о нем в таком разрезе. Она уже находится здесь, и, что самое главное, она не одна. Будь она одна, ни за что не решилась бы войти в ворота, потому что чувствовала на себе взгляды: они были устремлены на нее отовсюду – из зарослей, из слепых разбитых окон. Даже горгульи здесь были как живые; казалось, они могут вспорхнуть с крыши и улететь на крыльях, похожих на крылья летучих мышей.

Подавив охвативший ее было первобытный ужас, от которого у нее похолодела кровь, Фрэнсин ответила:

– Да. Как вы говорили, здесь все еще могут храниться архивы, медицинские карты, и никто не входил сюда с тех самых пор, как лечебница была закрыта. Было бы глупо не зайти и не проверить.

Констейбл открыл рот, затем закрыл его и кивнул.

– Я очень, очень надеюсь, что не увижу здесь ничего такого, – пробормотал он и торопливо последовал за Фрэнсин, которая начала подниматься по изящной лестнице, не обращая внимания на печальные взгляды статуй в одеждах с капюшонами.

Парадная дверь была слегка приоткрыта, с нее свисала еще одна перекушенная цепь рядом с выцветшей желтой табличкой, гласящей: «Частная собственность. Не входить». Толкнув одну из дверей, Фрэнсин вошла в вестибюль, заранее напрягшись в ожидании того, что она может здесь увидеть.

– Боже! – прошептала она.

Перед ними тянулся длинный коридор. Его стены были вспучены, и вдоль одной из них шла длинная скамья.

В воздухе стояли запахи застоявшегося пота, дезинфекции и страха, так и не рассеявшиеся за десятилетия, что лечебница была заброшена, – запахи такие сильные, что, казалось, они въелись в стены, словно грибок. Если сумасшествие и может пахнуть, то оно пахнет именно так. К запахам примешивалось чувство глубокого, черного, липкого отчаяния, которое окутывает душу и сжимает ее, пока не раздавит.

Констейбл застыл, затем медленно повернулся к Фрэнсин.

– Впереди меня что-то есть, оно касается меня, – хрипло пробормотал он.

– Нет, там ничего нет, – отозвалась она, вглядываясь в то, что их окружало.

– Должно быть, я спятил, – пробормотал он, и по его телу прошла заметная дрожь. Достав мобильник, включил фонарик на нем и чересчур поспешно двинулся по коридору. Фрэнсин шла рядом, стараясь держаться к нему как можно ближе. Близость его широкоплечей фигуры успокаивала ее и делала заброшенную лечебницу чуть менее пугающей.

– Да, это место подходит как нельзя лучше, чтобы спятить, – ответила она, и напряженная обстановка немного разрядилась, когда до нее донесся смешок Констейбла, который затем отразился от вспученных стен коридора и вернулся к ним в виде глухого эха, уже начисто лишенного веселья.

Здешнее зловоние не располагало к разговору, и они исследовали первый этаж с его комнатами с высокими потолками и гулким эхом, стараясь держаться рядом и освещая мобильником то, что осталось в палатах от тех дней, когда здесь содержались душевнобольные преступники. Каркасы кроватей, прикрепленные цепями к стенам, опрокинутые инвалидные кресла, комнаты с оборудованием, похожим на орудия пыток, вонючие общие туалеты. Одна из комнат имела вид административного помещения, что вызвало у них короткий прилив энтузиазма, но архивов здесь не было, а нашлось только несколько забытых листков бумаги.

Коридор кончался винтовой лестницей, ведущей как наверх, так и вниз. От света фонарика на мобильнике на стенах плясали тени, слишком много теней, непристойно переплетающихся друг с другом и смыкающихся по мере того, как они поднимались по лестнице, слыша свои громкие шаги в темноте. Шаги, которые словно преследовали их.

Когда они добрались до третьего этажа, там не оказалось ничего, кроме еще одного коридора со вспучившимися стенами.

Чувствуя, что по ее коже бегают мурашки, Фрэнсин уже не понимала, кто из них старается держаться ближе к другому: она к Констейблу или он к ней; они шли за светом фонарика, не разговаривая из опасений, что кто-то из них закричит.

Но все палаты, в которые они заходили, были похожи одна на другую – огромные, гулкие, с рядами кроватей и кожаными средствами фиксации, прикрепленными к стенам. Уперев руки в боки, Фрэнсин остановилась в последней палате, которая могла быть бальным залом, когда здание еще не использовалось как лечебница для душевнобольных.

Констейбл пристально смотрел на нее; кончики его рта были опущены, на лице читалась нервозность.

– Что, это не то, чего вы ожидали?

– Нет, не то. – Фрэнсин повернулась кругом, прижав ладони к щекам и часто дыша.

– А чего именно вы ожидали?

– Привидений. Почему я их не вижу?

– Может быть, их тут нет.

– Это в таком-то месте? – Фрэнсин скептически фыркнула. – Дома я знаю их всех. Я часто встречаю их в лесу. Я знаю их истории, знаю, как они умерли. Но здесь, где привидения должны попадаться на каждом шагу, я не встретила ни одного.

– Чему я чертовски рад, – с чувством заключил Констейбл. – Давайте проверим нижнюю часть здания и наконец уберемся отсюда.

Они вернулись к винтовой лестнице и спустились на первый этаж. Здесь остановились,