– Твои речи прозвучат для них оскорбительно, и все же… – Он выпрямился. С улицы проникало достаточно света, чтобы я видела его глаза, а их он сейчас в задумчивости прикрыл. – Но скажи мне, с какой стати им вообще слушать тебя?

– Потому что я – Леди-Астронавт.

* * *

В утро моего выступления на слушаниях в Конгрессе говорить я не боялась. Боялась лишь, что лекарство вдруг не подействует. Я сидела рядом с Натаниэлем, а в голове у меня вновь и вновь прокручивалось:

«Я спокойна?»

Спокойной, признаюсь, я не была. Я пребывала в ужасе. В ужасе от предстоящего мне вскоре настоящего испытания…

Натаниэль положил руку мне на колено. Спросил:

– Готова?

Мне удалось, похоже, кивнуть. Кажется, я даже улыбнулась. Глотать было невозможно, так как в горле у меня пересохло.

1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34…

– Джентльмены… – Клемонс подошел к столу так, что мне были видны только его спина да сцепленные за нею руки. – Во время наших обсуждений мне пришло в голову, что мы пренебрегли тем, что даст вам адекватную основу для понимания причины аварии.

…55, 89, 144, 233, 377…

– Слышали уже, слышали, – протянул сенатор Мейсон, откидываясь на спинку кресла. – Ошибка транскрипции.

– Разумеется, ошибка, но все же с вашего позволения вернемся к обсуждению той самой злополучной ошибки, и одна из наших лучших вычислительниц подробно разъяснит вам последствия оной и предпринятые нами в дальнейшем шаги, гарантирующие от совершения подобных ошибок в будущем. – Он повернулся и указал на меня: – Позвольте представить вам доктора Элму Йорк. Она по своей основной специальности – физик, и она же в свое время детально просчитала влияние падения Метеорита на предстоящее изменение климата на нашей планете. Она также – гордость нашего компьютерного отдела, хотя вы, возможно, знаете ее лучше как «Леди-Астронавта» из «Мистера Волшебника».

Последовательность Фибоначчи напрочь вылетела у меня из головы.

Услышать такое из уст Клемонса? Из уст того самого человека, кто заявил моему мужу: «Контролируй свою жену»?

Признаюсь, ничего подобного я от него не ожидала. Каковыми бы ни были его изначальные намерения, слова его возымели эффект. Во всяком случае, меня страхи мои оставили.

Но стала ли я спокойной? Нет, вовсе нет, но все ж и думать позабыла, что меня вот-вот вырвет.

Глубоко вздохнув, я отодвинула стул и встала.

– Спасибо, директор Клемонс. Уважаемые господа – члены комитета. – Я сосредоточила свой взгляд на сенаторе Уоргине, который не то чтобы улыбался, но глаза его все ж представлялись мне добрыми. – Если вы обратите внимание на доску, то я разъясню вам все тонкости уравнений, посредством которых ракета и управляется…

Сенатор Мейсон ткнул в направлении меня пальцем.

– Мы это уже обсуждали, мэм.

– Да, обсуждали, – охотно согласилась я. Этот человек, при всем своем политическом влиянии, в математике был, несомненно, сущим ребенком. – Мне жаль, что вынуждена возвращаться к тому, что уже обсуждалось, и заранее прошу прощения за то, что толком еще не владею ситуацией… Но не могли бы вы все же для начала объяснить нам ту часть уравнения, по поводу которой у вас и возникли вопросы?

Рот сенатора Мейсон скривился, а затем он кивнул.

– Вопросов к уравнению у меня уже нет. Продолжайте, пожалуйста.

Сенатор Уоргин прикрыл рот рукой. Морщинки в уголках его глаз явно свидетельствовали о том, что он улыбается. Он, прочистив горло, сказал:

– Доктор Йорк, начните, пожалуйста, с самого начала.

– Отличная идея. Для расчета траектории набора высоты имеем следующее уравнение для ускорения в направлении траектории полета: = ΔV/dt = [(F + A * (P 1 e,1 – P)… [25] Где F, конечно же, равно силе тяги первого ускорителя. – Я окинула взглядом слушателей. Отметила про себя, что глаза сенатора Мейсона сделались оловянными. Возможно, от переизбытка почерпнутой им сейчас информации. – Не слишком ли быстро для вас я свои мысли излагаю?

– Нет… Нет, совсем нет. Продолжайте.

И я так и сделала. К тому времени, когда я закончила, они либо поняли, либо сделали вид, что поняли, что для целей Натаниэля в общем-то было равнозначно.

А еще я и вишенку на торте получила! Представляете, сенатор Мейсон попросил у меня автограф для своей внучки.

* * *

Хотелось бы, чтобы на моих показаниях правительственные расследования и закончились, да не тут-то было, хотя надежду все же вселяло то, что от стадии «кто виноват» конгрессмены все же перешли к стадии «бюджет».

Три недели спустя я стояла перед дверью в приемную директора Клемонса. Даже в коридоре вонь от его сигар возвещала о том, что он пребывает на своем рабочем месте.

Глубоко вздохнув, я уставилась в потолок. Отметила про себя то, что «Милтаун» вовсе не является чудодейственной таблеткой, а будь иначе, сердце мое сейчас столь бешено не колотилось бы.

Хотя чего я боюсь? Мне назначена встреча, и встретиться мне предстояло всего лишь с одним человеком, а не с целым комитетом Конгресса.

Выдохнув, я вошла в приемную и улыбнулась секретарю директора, миссис Кар. Та, оторвавшись от пишущей машинки, произнесла:

– А вас уже ждут, доктор Йорк. Проходите, пожалуйста, в кабинет.

– Спасибо.

Когда она начала использовать в обращении со мной мою научную степень и с чего это вообще вдруг?

В своем кабинете Клемонс с сигарой в зубах склонился над сброшюрованным отчетом. Стоявший позади него Паркер при виде меня нахмурился.

Я замерла в дверях. Спросила:

– Прибыла слишком рано?

– Нет, нет… Заходите, пожалуйста. – Клемонс поманил меня к себе, и я, сделав несколько шагов в глубь кабинета, поняла, что здесь присутствует еще один мужчина. Был он высоким и светловолосым, и вроде бы даже я с ним где-то когда-то пересекалась, но где именно, когда и при каких обстоятельствах, припомнить не смогла. – Вы, как я, несомненно, знаю, знакомы уже с майором Паркером. Быть может, вы также уже прежде встречались и с Вернером фон Брауном?

Вот оно что! Оказывается, в кресле у окна сидит не кто иной, как Вернер фон Браун, ракетный гений и нацистский ученый. Натаниэль много лет назад работал с ним, но я знала его только понаслышке.

Я оказалась в одной комнате с самым настоящим нацистом!

Была ли то идея Паркера? Весьма вероятно.

– Как дела? – бездумно спросила я, а затем, благодаря все той же то ли спасительной, то ли проклятой социальной привычке, уразумела его ответ, который едва разобрала, и даже пожала ему руку.

Да, слышала я истории о том, что «настоящим» нацистом он не был, и о том, как