– Какой там двойной мартини? – возразила я. – Разве ты не понимаешь, что мне не следует…

– Расслабься, подруга. Нам предстоит двухчасовой обед. Времени вполне достаточно, чтобы насладиться алкоголем, а затем полностью восстановиться. – Она сложила меню и отодвинула его по столу от себя. – Кроме того, ты выглядишь весьма хрупкой. Того и гляди сломаешься. Вот я и пытаюсь хотя бы самую малость вдохнуть в тебя искру былой жизни. Надеюсь, у меня хоть что-то да получится, и затем лишь я выложу тебе свое предложение.

– Что за предложение?

– Ты и Натаниэль… – Она покачала головой и положила свою руку на мою. – Элма, голубушка. Я видела более чем достаточно, и вы оба – прямо пример из учебника психологии. Твоя одежда свободна, из чего следует, что ты порядком уже похудела, поскольку толком давненько уже не ешь. Несмотря на толстый слой тонального крема, у тебя явственно видны круги под глазами… Из чего следует, что ты давненько толком и не спала. Поди, вне работы ты с мужем почти и не разговариваешь?

Она, к сожалению, не ошибалась. Меня спасло появление мартини.

– Что предлагаешь?

Николь решительно подтолкнула один из бокалов ко мне.

– Коктейль.

– О! И только-то?

– Для начала – только коктейль. – Она подняла свой бокал в приветственном жесте и подождала, пока я коснусь краешком своего бокала ее бокала. Подождала еще и только после того, как я пригубила напиток, сделала приличный глоток сама, с удовольствием закрыла глаза и поставила бокал на стол. – Почему Натаниэль полноценно не использует твои возможности?

Я глотнула из своего бокала и тут же ощутила во рту вкус рассола и можжевельника.

– Ну, мы сделали все необходимые приготовления перед слушаниями, а запросов на новые расчеты еще пока не поступало.

– Я говорю о том, чтобы ты дала показания.

Я едва не выронила свой бокал с мартини.

– Свидетельствовать? Мне? С чего это вдруг?

Она наклонила голову и вдруг переменилась, да так радикально, что даже шарф у нее на шее перестал придавать мягкость ее виду.

– Элма. Сенатор Мейсон попытается вовсю использовать аварию в надежде полностью остановить вашу Программу.

– Ну да, он всегда ненавидел космическую Программу, всегда пытался откусить максимум от федерального бюджета и направить эти деньги на восстановление своего штата. Понятное дело, ведь Северная Каролина сначала пострадала от множества пожаров, а затем кислотные дожди там уничтожили бо́льшую часть сельскохозяйственных угодий. Но какое я к тому имею отношение?

– Но ведь ты же – Леди-Астронавт.

– Да никакая я, к чертям собачим, не астронавт!

Мой голос прорезал низкий гул разговоров вокруг нас, и к нам повернулись лица состоятельных и влиятельных людей.

Что они обо мне подумали?

Слегка опустив голову, я от души глотнула из бокала, и холодное жжение джина на короткое время отвлекло меня от происходящего.

– А как же клубы Леди-Астронавтов по всей стране?

Были поданы фаршированные яйца, но у меня не оказалось ни малейшего шанса съесть хотя бы одно. Да хотя бы даже кусочек.

Мое тело не должно столь рьяно реагировать на…

Сглотнув, я отодвинула от себя бокал с мартини.

– Создание всех этих клубов было идеей телевизионщиков. Поверь мне, я к ним не имею ни малейшего отношения.

– Дурь у тебя в голове несусветная.

– Но я говорю тебе чистую правду. А Дон… Мистер Волшебник даже возражал против этого имени, потому что и мальчики, и девочки должны, по его мнению, иметь равные возможности стать астронавтами или хотя бы участвовать в его научных клубах «Мистер Волшебник».

Николь покачала головой и перегнулась через стол.

– Я говорю вовсе об ином. Ты, может быть, клубы и не организовывала, но то, что они существуют, напрямую связано с тобой, а Натаниэль опрометчиво не пользуется твоей популярностью.

– Я не…

– Ты фотогенична. Ты рассказываешь о ракетной технике легко и притягательно. Ты несешь радость, и ты…

– Меня сейчас вырвет. – Зажав рот ладонями, я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Николь пыталась мне помочь. Если бы я была кем-то другим, ее посулы, скорее всего, и сработали бы, но со мной не выгорело. – Я не могу, – выдавила наконец я.

– Когда? – Ее голос стал мягче.

Опустив руки, я открыла глаза.

– Перед каждой съемкой. А иногда и после.

– Но не во время?

– Там мне не до того.

Николь вздохнула, а потом, закусив нижнюю губу, придвинула свой стул поближе ко мне.

– Я… Пообещай мне, что ничего подобного никому впредь не скажешь. Господи, помоги нам всем! Если газетчики об этом только пронюхают… Обещай мне, Элма!

Я покачала головой, пытаясь разобраться в происходящем, но потом поняла, что жест мой истолкован так, будто я говорю «нет», и поспешно произнесла:

– Извини. Да. Конечно, обещаю. Хотя, скажи на милость, с чего ты вообще столь обеспокоена моими проблемами?

Наклонившись ко мне еще ближе и понизив голос так, что он стал едва слышен из-за звона столовых приборов вокруг, она проговорила:

– Видишь ли, сразу после Метеорита… Ну, в общем, признаюсь, у меня возникли некоторые проблемы. Аналогичные твоим. А потом Кеннет баллотировался в Конгресс, и мои проблемы… Мои проблемы стали нашими общими проблемищами, хотя, конечно же, реальной проблемой была я и только я. – Она огляделась, как будто мы попали в шпионский роман. – Считаю, тебе необходимо познакомиться с моим доктором.

– Я категорически отказываюсь подсаживаться на лекарства.

Она отстранилась, а на лице ее застыла светская улыбка.

– Разве я что-то говорила о лекарствах? Я, жена сенатора? Что подумают люди?

Ее страхи мне были отлично понятны. Я подняла руки, успокаивая ее.

– Я… Знаешь ли, я уже однажды разговаривала с врачом, и он порекомендовал самые лучшие пилюли, но…

– Да знаю я. – Она взяла свой бокал с мартини и уставилась сквозь него на меня, а плотно сжатые губы ее при этом искривились. – Поверь уж мне, я знаю множество «но». Но к доктору тебе обратиться совершенно необходимо. И лучше всего, чтобы доктор тот был тем же, с каким дело имела я.

* * *

Лишь через неделю слушаний я однозначно поняла, что Николь была абсолютно права.

Во-первых, хотя Натаниэль и отчаянно нуждался во мне, но попросить меня дать показания он так и не решился.

И во-вторых, от подобных показаний, отважься я на них, мне станет чертовски хреново.

А еще я осознала, что Николь совершенно права и в том, что терзаться тяжкими физическими и моральными муками всякий раз, когда я