Также успешно прошло занятие бреши. В передовой колонне графа Орлова-Денисова, где находилось 4 роты апшеронцев, первым поднялся наверх поручик Попов, но раненый скатился вниз. Текинцы громко кричали: «Алла! Магома!», – рубили шашками, кололи длинными пиками, швыряли камнями. Орлов-Денисов был смертельно ранен. Потребовалась помощь, Козелков подвел три роты ставропольцев с 2 горными пушками, но и те не смогли сломить текинцев. Тогда генерал хотел сам вести 3-й батальон Апшеронского полка, но его не допустили. Батальон повел седой кавказец, подполковник Попов. Один из его сыновей скончался от раны прежде, теперь мимо старика провели под руки другого сына. Обнял его седой воин и пошел дальше. С приближением свежих сил, передовые бойцы вскочили на ноги и все вместе дружно бросились на вершину бреши. Подошедший 3-й батальон самурцев уже без всякого приказания поднялся по лестницам в промежутке между обоими обвалами, так что сдавленные со всех сторон текинцы стали кидаться в разные стороны, все еще в надежде удержать русских, но все было тщетно. Они наступали теперь сомкнутым строем, сломить который могли только такие же стройные ряды. Текинцы бежали толпами в разные стороны, вся окрестность покрылась беглецами. Только самые отважные продолжали собираться в кучки вокруг своих батырей и знаменосцев. Для этих свобода была дороже жизни, и все они погибли смертью храбрых.

Текинцы так были уверены в неприступности своей крепости, что на этом куске голой земли, примерно около 100 десятин, собрали все свои семьи, часть скота, весь домашний скарб и богатства. Много накопили они золота и серебра, добытого наездами в Хиву, Бухару или же на персидскую границу. Все это было скрыто в крепости.

В каждой кибитке солдаты находили большие расшитые мешки с мукой или зерном, женские прялки, лопаты, чугунные котлы и таганы, овчины, кожи, превосходные ковры, шелковые халаты, женские уборы из серебра и бирюзы, сердолика, кораллов или крупных монет. Мешки с деньгами текинцы припрятали в землю незадолго до штурма. Кроме фуража и хлеба, солдаты получили разрешение брать, что хотят.

С колонной Гайдарова, которая поднялась по лестницам против Мельничной калы, уже более 20 рот вошло в крепость, и чем ближе подвигались войска к кургану, тем теснее и теснее стояли кибитки. По временам оттуда раздавались одиночные выстрелы последних защитников. Солдаты разбивались на кучки, разыскивали виновных: они были озлоблены против текинцев, что всегда бывает после долгой и упорной обороны. Бедные заплаканные текинки с кучами детей метались в разные стороны, не зная где приютиться. Они бросались на колени, жалобно взывая к офицерам: «Аман-ага! Аман-ага!» (пощади, господин). Конечно, их не трогали. Вот, наконец, и высокий курган Денгиль-тепе. С одной стороны, майор Сивинис, с другой – штабс-капитан Мельницкий, обстреляв ближайшие кибитки, быстро поднялись на холм и в час пополудни на вершине развивалось знамя Апшеронского полка. Моряки втащили картечницы, которые очистили последнее убежище текинцев. Отсюда Куропаткин послал генералу записку: «Поздравляю с полной победой. Вся крепость наша, оба орудия и знамя отбили назад. Перехожу в наступление, желательна помощь кавалерии». Тогда сам Скобелев, во главе двух эскадронов драгун и Полтавской сотни, провел их через крепость и пустился в погоню. Рубили и гнали верст 15, насколько позволяли силы отощавших от бескормицы лошадей.

Когда стали делать подсчет, то оказалось, что у нас убыль из строя до 400 человек, в том числе убитых 59; текинцы же заплатили за оборону дорого, более чем 6 тысяч потеряли; во многих кибитках находили по 15 тел. После оказалось, что все богачи, под предлогом отвезти семейства, ушли раньше штурма и уже не возвращались в крепость. Тыкма-сардар, остальные ханы, ишаны – все бежали кто куда глядел. Кроме своих пушек и знамени Апшеронского полка, победителям досталось медное орудие, 2 маленькие чугунные пушечки (зембуреки), 5 значков да разного имущества приблизительно на 6 миллионов. Но зато на руках русских осталось 5 покинутых, обезумевших от страха текинок с их детишками. Это человеколюбивое дело было поручено особому чиновнику. Их поместили в отдельном лагере, выдавали провизию, под больных и раненых отвели особый лазарет. Текинки сначала не хотели идти получать провизию: «На что нам все это, коли скоро снимут наши головы». Однако, на другой, на третий день нельзя было узнать робкое запуганное стадо: женщины занялись хозяйством, разыскивали свое добро, а шустрые ребятишки скакали и бегали взапуски.

Когда стало известно, что бежавшие текинцы, скрываясь в песках, не знают, что им делать, Скобелев разослал с надежными джигитами воззвание, в котором приглашал весь ахал-текинский народ повернуть свою судьбу на милосердие Государя Императора; он обещал им неприкосновенность жизни и уцелевшего имущества; кто же окажет сопротивление, тому грозил полным истреблением. Вслед за воззванием был направлен полковник Куропаткин с довольно сильным отрядом для занятия Асхабада да и всех укрепленных пунктов, а вместе с тем и для водворения текинцев на указанных местах, но уже под надзором русской власти. Во время отсутствия Куропаткина было отдано в приказе по отряду Царское спасибо. В Бозе почивший Государь, получив известие о взятии крепости, прислал Великому князю, Главнокомандующему кавказской армией, следующую депешу: «Благодарю Бога за дарованную нам полную победу. Ты поймешь мою радость. Спасибо за все твои распоряжения. Передай мое сердечное спасибо всем нашим молодцам: они вполне оправдали мои надежды. Генерал-адъютанта Скобелева произвожу в полные генералы и даю Георгия 3-й степени. Прикажи поспешить представлением к наградам».

К кибитке Скобелева собрались все офицеры отряда; выстроился 3-й батальон ставропольцев, которым командовал Скобелев перед Хивинским походом, еще в бытность подполковником. Подали водку. Козелков, командир Ставропольского полка, поднял чарку два раза: в первый раз за здоровье подполковника Скобелева, а второй раз – за здоровье генерала от инфантерии. Растроганным голосом молодой генерал сказал: «Вашей грудью, вашей кровью я заработал эти награды!» Его слова подхватили солдаты и офицеры, и долго не смолкало задушевное «ура!». Скобелев всех обошел, каждого благодарил, а бывшему своему батальону пожертвовал тысячу рублей для семей убитых и раненых товарищей. Сестры милосердия: Стрякова и графиня Милютина, дочь военного министра, получили серебряные медали с надписью: «За храбрость». Обе сестры выдержали всю осаду, а Стрякова была даже контужена в грудь.

В недавней борьбе текинцы потеряли своих храбрейших батырей, истощили запасы пороха, лишились оружия, а, между прочим, приближалось время посевов. Ждать помощи они не могли, потому что друзей не имели, наживая до сих пор лишь врагов. Даже муллы, ишаны – главные подстрекатели – пустили в народ молву, что русским